Бета: Simona13
Посвящается: Kir Heartbreaker
Пейринг: Т.О.Р/G-Dragon
Жанр: Слэш, АУ, Агнст, Hurt/Comfort, Драма, POV (Чжиён), Романтика(?)
Описание: История раба и Господина. Противостояния и привязанности. Властвования и подчинения. Но начало всему этому положила одна незначительная фраза, оброненная хрипловатым голосом: "Нам нужно начать с доверия, ведь оно залог любых отношений".
От себя: Вернулась к истокам, то бишь к тому, с чего начинала - ПОВ. Хотелось показать отношения между Сынхёном и Чжиёном, всю их нежность и трепетность, но в результате позабыла о реальности. На это, не очень интересном момента, и ухожу в отпуск под названием "учёба". Работа была написана в рамках феста К-РОР: Secret Santa. И да простят меня обожатели Рена, я честно никого обидеть не хотела.
Содержание:
• Глава 1Если заглянуть в толковый словарь, чтобы узнать значение слова «рабство», то мы узнаем, что это исторически сложившаяся система, в которой человек принадлежит своему господину или государству. Отсюда следует вынести для себя то, что раб это своего вида собственность, отличающаяся от куска земли или материальной вещи тем, что имеет душу и его надо кормить. Что же тогда значит рынок рабов? А тут и в толковый словарь не нужно заглядывать. Это место, в котором богатенькие дураки за бешеные деньги покупают себе «собственность», скажем так - ручных питомцев, а умные их продают, открывая пошире карман, что потом даже до дому дойти не могут, потому что от жадности тяжесть прибила их к земле. Есть и третий вид людей на этом рынке – живой товар, они же рабы.
Утопия - так называется рынок, на который меня продала собственная мать. Не думайте, что я злюсь на неё, вовсе нет, просто другого выхода нет. Те, кто говорит, что всегда есть выбор, лгут или никогда не встречали трудных решений, когда на твоих руках маленькая сестрёнка, больной умирающий отец и мать, пытающаяся заработать на еду хоть какие-то крохи. Я не мог на это смотреть и решил продать своё тело, которое благо находилось в хорошем состоянии. Богатенькие папочки любят таких, как я: женоподобное телосложение с соблазнительными ключицами и аристократическими пальцами, пухлые розовые губы правильной формы, улыбающиеся тёмно-карие глаза с густыми длинными ресницами, волосы мягкие, волнистые и чуть ниже подбородка. Меня можно было бы принять за девочку, если бы не одно НО! У меня нет пятого размера, но есть кое-что другое между ног. С момента продажи своего тела «умнику» прошло два месяца, и сегодня состоятся мои первые торги, в котором я по счастливому, а может и нет, случаю встречу своего хозяина.
Душная небольшая каморка. Тусклые лучи солнца, в которых блестят частички пыли, пробиваются через небольшое окошко, бросая на присутствующих, таких как я – живой товар – причудливые блики. Все до безумия красивы и опрятны, словно выходцы из богатой семьи, даже поверить не можешь в то, что только вчера эти люди были в оборванных рубашках и с взлохмаченными волосами с запутанными веточками в прядях. Нам сообщили, что торги будут закрыты и только для одного частного лица, инкогнито. Как он нас будет осматривать, неизвестно, но сегодня обязательно чья-то судьба решится.
Вдалеке послышалась спокойная инструментальная музыка, и льстивый голос аукциониста заверещал, расхваливая «товар». Постепенно коморка пустела, ушедшие не возвращались. От ожидания мои руки начали потеть, а сердце учащённо биться. Почему именно в ожидание время тянется, как черепаха, хотя думаю, даже она будет быстрей секундной стрелки. Несколько раз измерив небольшую каморку шагами, я наконец-таки услышал своё имя. На горизонте показалась финишная прямая. Оправив одежду: белая сорочка, достаточно длинная, чтобы скрыть мою попу, но достаточно короткая, чтобы дать возможность оценить накаченные стройные ноги, к горлу был прицеплен чёрный пышный цветок из гипюра, а в середину вколота гранатового цвета брошь, что при лучах света отбрасывала удивительные блики, похожие на кровь. Поправив чёлку кончиками пальцев, я ступил на помост и лучезарно улыбнулся, на что был способен.
Яркий свет софитов ослепил, из-за чего я сощурился. От неприятной рези в глазах навернулись слёзы. В страхе, что чёрная подводка и тушь могут потечь, я откинул голову назад и посмотрел в потолок. Он был зеркальным и то, что я там увидел, заставило меня замереть.
На меня смотрели карие выразительные глаза, а на губах светилась игривая улыбка. Чёрные пряди волос выгодно обрамляли лицо, контрастируя с бледным цветом кожи. Я не мог поверить, что этот хрупкий красавец, похожий на миленькую девушку, был я сам. Вспомнив, что я на смотрах, осмотрел красиво убранный зал. Удивительно, в нём никого кроме аукциониста не было, но он был весь уставлен цветами, а посередине зала стоял небольшой стеклянный столик с различными фруктами и бокалом шампанского. Рядом со столиком стояла камера. Теперь было ясно, как, оставаясь инкогнито, заказчик осматривал «товар». Не успел я уйти, как на голову тут же надели мешок и меня куда-то повели. Дорога была длинная и ухабистая, я уже не надеялся, что мой вид будет по прибытию опрятным, да и на то, что меня купили, тоже надеяться перестал.
Когда повязка на шее ослабла, а шум закрывающихся дверей растворился в воздухе, я неуверенно снял мешок с головы и, отбросив волосы с лица, осмотрелся. Вокруг было светло, а воздух свежий, словно ты вышел на поляну после дождя. Немногочисленная мебель была сделана из лучшего дерева и обита однотонным шёлком. Сочетание цветов приятно действовало на психику, по крайней мере, пока я осматривался, то успел раз десять успокоиться.
Я услышал приглушённый шорох ткани и, когда обернулся, увидел, как громоздкие велюровые шторы разъезжаются, впуская в комнату яркие лучи солнца. Мой взгляд остановился на огромной круглой кровати, на которой сидел высокий стройный парень. На вид он был ненамного старше меня. Белая рубашка застёгнута под горло, а чёрный смокинг достойно подчёркивал его тело. Взгляд его тёмно-карих выразительных глаз, пристально меня изучающих, вызывал по всему телу дрожь, заставляя чувствоваться себя, словно ты проваливаешься куда-то в бездну. Его довольная ухмылка настораживала, но в тоже время и притягивала к себе, хотелось прикоснуться к пухлым губам, ощутить их нежность и вкус. Передо мной стоял он – инкогнито, а если говорить точнее - мой господин.
- Думаю, ты уже догадался, почему ты здесь, - произнёс Господин мягким с хрипотцой голосом.
Я несильно кивнул в ответ, не в силах выдавить из себя ни слова. Да и тело не желало слушаться, ноги были ватными, а руки потными.
- Тогда, думаю, сразу перейдём к знакомству, - он поднялся с кровати и лёгкой походкой направился ко мне. – Я – Чхве Сынхён, твой хозяин.
От слова «хозяин» меня передёрнуло. Только сейчас до меня дошло, что теперь этот человек в праве распоряжаться моей жизнью, как ему заблагорассудится . Лёгкий холодок пробежался вдоль позвоночника.
- Чжиён. Квон Чжиён, - запинаясь, с волнением в голосе отвечаю я.
Сынхён обходит меня и обнимает за мои плечи со спины. От прикосновения его тонких горячих пальцев, я невольно дёргаюсь, но они ещё сильнее сжимают мои плечи, заставляя напрячься.
- Теперь это твоя комната, - шепчет Сынхён. Горячее дыхание опаляет мою кожу, а прикосновение его нежных губ побуждает в моём теле приятную дрожь. Это странно, так реагировать на прикосновения мужчины, но меня сейчас это не заботило. Я больше волновался за свою судьбу, могу ли я доверять этому человеку, ведь всем известно, что рабов не считают за людей, а это значит, что они долго не живут. Просто не выдерживают того, что с ними делают эти богатеи.
- Думаю, ты устал после такого утомительного дня. Отдохни немного, а потом спускайся вниз - поужинаем. – нежно погладив мои плечи, Сынхён целует меня в волосы и выходит из комнаты, закрывая за собой дверь.
Нежность. Ей нельзя доверять, но этого не объяснишь сердцу, которое трепещет от такого обращения. Я чувствовал себя жертвой, чью бдительность усыпляют.
К условленному времени я переоделся в белую футболку и джинсы, набросив на плечи серый шерстяной кардиган, смыл весь показной макияж, и вышел из комнаты. Весь дом был огромен. Коридоры светлые и застланные персидскими коврами. Лестница, ведущая на первый этаж, была завинченной и деревянной с мраморными перилами. На конце красовался вырезанный из мрамора дракон с раскрытыми крыльями. Я подушечками пальцев провёл по его поверхности, ощущая прохладу мрамора, и пошёл дальше. Звук приглушённых шагов раздавался по холлу, когда я подходил к массивным дверям. Несильно толкнув двери, я вошёл в просторную светлую столовую, украшенную лепниной и позолотой. На мой взгляд, слишком вычурно, но со вкусом. Всё, что я увидел, в этом доме было отделано со вкусом и в светлых тонах, казалось, хозяин этого дома не любил темноту.
Длинный стеклянный стол находился в середине комнаты скромно уставленный блюдами. На другом конце стола сидел мой Господин. Поставив локти на стол и сложив друг на друга ладони, он с нескрываемым интересом разглядывал меня, словно раздевая. Мне было крайне неловко, и, пытаясь скрыть это чувство, я закутался в кардиган и потупил взгляд, разглядывая замысловатый узор на плитке.
- Прошу простить, я заставил вас ждать, - выдавил я, низко кланяясь.
- Нет, ты как раз вовремя, - от его голоса я вздрогнул. Он был таким спокойным и нежным, что даже не верилось, что это говорит мне человек, с которым мы без пяти минут знакомы. Скорее таким тоном говорит любящий отец или муж, но не богач с пожирающим взглядом. – Присаживайся.
Я повиновался, садясь за стол. Казалось бы, от тех немногих блюд, что стояли на столе и дурманили разум своим букетом, должен был появиться аппетит, но его на удивление не было. Я так переволновался, что кусок в горло не лез. Поэтому, чтобы не выглядеть невежей, я немного положил риса с тофу и стал медленно, с некой скованностью в движениях, есть.
- Завтракать, обедать и ужинать будем вместе, - начал Сынхён с грациозностью присущей аристократам. – Иногда по вечерам, когда я буду дома, ты должен будешь составлять мне компанию.
- Да, мой Господин, - коротко ответил я, не поднимая своих глаз.
- Остальным временем ты волен распоряжаться, как захочешь. – продолжил после некоторой паузы, за которую прислуги, которые на удивление были незаметны в доме, словно их вообще не было, сменили одни блюда на другие. – Дом тоже в твоём распоряжение.
- Дом? – я замер, а кусок мяса неожиданно выскользнул из палочек, упав обратно в тарелку. Мне казалось, что я ослышался.
- Да, дом будет в полном твоём распоряжении. Всё равно я здесь не живу, - хмыкнул Сынхён и ни в чём не бывало продолжил есть дальше.
- Не живёте? – очередной вопрос слетел с моих губ, не успев я хорошенько его обдумать. Этот человек с убийственной харизмой и таинственностью поражал меня всё больше и больше. По его нахмурившемуся виду и то, как резко он отложил парочки в сторону, я понял, что переступил невидимую грань дозволенного, которая тысячелетиями складывалась между господином и его подчинёнными.
- Ну не жить же мне в одном доме с рабом, - усмехнувшись, ответил Сынхён. Взгляд его карих глаз, которые, казалось, почернели от возмущения, пронзил меня насквозь, заставляя чувствовать себя в очередной раз голым. Последнее слово, которое он чуть ли не выплюнул с отвращением, вернуло меня с небес на землю. Было очень глупо с моей стороны наивно предполагать, что, став рабом, моя жизнь изменится к лучшему. Я понял, что в обществе богачей принято иметь не одного раба, а несколько, как Шейх, у которого есть свой гарем с наложницами. Именно в этот момент, смотря на кончики палочек, которые лежали в моих трясущихся руках, я понял, что потерял все права, как личность. Дальнейшее будущее нельзя было назвать жизнью, это обычное существование и вечное ожидание прихода и ухода Господина. Но мысль, что моя семья на какое-то время спасена, придавала мне сил.
Дальнейшую трапезу мы продолжили в полнейшем молчали, только мелодичные звуки пианино нарушали тишину и напряжение, что сквозило между нами. Когда десерт был доеден, Сынхён поднялся из-за стола, показывая, чтобы я не удосуживался вставать с ним, подошёл ко мне и, положив руки на мои плечи, не сильно сжимая их, поцеловал в макушку.
- Ну что ж, думаю, нам стоит начать с доверия, - его шёпот дрожью пробежался по моему телу, а горячие губы приятно соприкасались с моими волосами. – Ведь оно залог любых отношений.
Я ничего не ответил. И не обернулся, когда двери столовой за моей спиной закрылись, а звуки пианино стихли, погружая комнату в звенящую тишину. Мой Господин был прав, без доверия отношения между людьми не возможны. Но как доверится человеку, который тебя купил и считает своей собственностью?
• Глава 2С тех пор время тянулось монотонно. День сменялся ночью, а ночь сменялась днём. Как круговорот в природе, без каких-либо сбоев. Я не следил ни за днём недели, ни за числом. Зачем?... Если моей задачей было лишь в нужное время приходить в столовую и в полном молчании ужинать с Господином. Иногда это молчание нарушалось незначительными репликами, а по вечерам мы проводили время в гостиной. Я читал ему в слух книги, а он в редких случаях давал мне уроки фортепьяно. Это бывало так редко, что эти вечера считались для меня чуть ли не праздниками. И я с упованием, скрытым за маской безразличия, ждал, когда же он предложит пройти в гостиную. Для чего меня купил Сынхён, я не знал, а спрашивать не решался. Иногда лучше неведение, чем голая правда. Но в моём случае я боялся любого ответа. Поэтому просто наслаждался его присутствием, в глубине души понимая, что Сынхён становится моей привычкой, и молчал.
Но в одно утро всё пошло не так. С самого пробуждения я был в скверном расположение духа, а чувство чего-то надвигающегося, как грозовая туча в солнечный день, не давало мне покоя. До самого завтрака я не мог себя ни чем занять и просто измерял комнату, убивая время бессмысленным хождением. Почему-то мне было необходимо увидеться с Сынхёном, почувствовать на себе пристальный взгляд его карих глаз, в которых я тонул каждый раз, когда стоило мне в них заглянуть, услышать его мягкий с хрипотцой голос и убедиться, что он рядом, и не важно, что нас разделял этот чёртов длинный стол. Когда стрелка медленно подошла к отметке девять, я бегом, чуть ли не спотыкаясь на ровном месте, спустился в холл и подошёл к дверям, ведущим в столовую. Выровняв дыхание и глубоко вздохнув, я кончиками пальцев поправил чёлку, что уже лезла мне в глаза, и взялся за ручку двери.
На моё удивление привычные звуки пианино, что звучали каждый раз, когда мы трапезничали, не раздавались по комнате, создавая очередную красивую мелодию. На их месте была звенящая тишина, которую я так ненавидел. На том месте, где всегда сидел Сынхён, никого не было, а стол был накрыт только на одну персону. Удивлённый тем, что я стою в столовой один, я ещё раз осмотрелся и увидел, как из кухни вышла прислуга. Она низко поклонилось мне и, не поднимая головы, пролепетала:
- Вы можете не ждать Господина, сегодня он не придёт.
- Что? – я не мог поверить в услышанное. Мой Господин, Сынхён, который никогда не опаздывал и приходил ко мне, как на работу, не пришёл. Это было неслыханно. Сердце неприятно защемило, чувство беспокойства возросло.
– С ним что-то случилось? – с губ слетел мучивший меня вопрос, который я бы не произнёс вслух, если бы хорошенько не обдумал. Прислуга не могла не заметить беспокойство в моём голосе. Она с непонятной мне жалостью посмотрела мне в глаза.
- Нет, с ним всё в порядке, - коротко ответила она.
- Тогда почему он не завтракает со мной? – не унимался я.
- Вы не поняли, Господин сегодня вообще не придёт, - она низко поклонилась и со словами, что её ждут ещё дела, вышла из столовой.
Я остался один в полной тишине. С грустью посмотрев на место Сынхёна, я стремглав вышел из столовой, оставляя за собой нетронутый завтрак. Аппетита не было, как и настроения.
Этот день был до смерти длинным и скучным. Я пытался читать, но мысли о Сынхёне не отпускали меня. Они, как разозлённые пчёлы, жужжали в моей голове, запутываясь в непонятный ком. Музыка не помогала, а только усиливала тоску по нему. Воспоминания наших вечеров, его взгляд, прикосновение губ, которые вызывали приятную дрожь во всём теле, его голос – всё это болью отдавалось в сердце, хотя я не видел его всего лишь день. Осознание той привязанности, которая возникла у меня к этому человеку, пугала.
Но несмотря на то, что прислуга предупредила меня о том, что Сынхён не придёт, я в глубине души надеялся на чудо, то и дело подходя к лестнице, перегибаясь через перила и всматриваясь в парадную дверь. Но чудо не произошло, и с этой маленькой надеждой я лёг спать.
Сна не было. Я ворочался в кровати, то и дело думая о Сынхёне. Постель казалась холодной и чужой, а в серебристом свете луны, что смотрела в французское окно, напоминало мне одиночество, которое я испытывал в те дни, когда был в Утопии. Ночная тишина давила, даже тиканья часов не было слышно. Казалось, что в мире не осталось никого, и только я один лежал в смятой кровати и невидящим взглядом смотрел в потолок.
Послышался тихий скрип дверей, а потом звук приглушённых неуверенных шагов. Сердце учащённо затрепетало, как маленькая колибри в клетке. Было глупо бояться, что это какой-нибудь насильник, но в глухую ночь, когда вокруг тебя никого нет, а комната устрашает своими размерами, ещё и не такое в голову придёт. Я резко вскочил в кровати и облегчённо выдохнул, увидев в холодном свете луны Сынхёна.
- Господин, - выдохнул я, сжимая одеяло от волнения. Впервые мы были наедине так поздно, а таинственные чары ночи делали обстановку более интимной и сближала нас.
Сынхён слабо улыбнулся. Его тёмные глаза от света луны казались грустными, в них была глубокая тоска. Он осторожно присел на край кровати.
- Прошу, не называй меня так, - прошептал он, притягивая меня за плечи и крепко обнимая, утыкаясь лицом мне в шею. Опешив от его слов, я на секунду замер, удивлённо распахнув глаза, а потом медленно опустил свои руки ему на спину, заключая в объятья и прижимая к себе. Моя голова покоилась на его плече, и я вдыхал его запах парфюма смешанный с алкоголем.
- Да, мо… - на мгновение я запнулся, а потом тихо, словно пробуя на вкус, как звучит его имя в моих устах, произнёс: - Сынхён.
- Можно сегодня я останусь у тебя? – неуверенно прошептал он, не выпуская меня из крепких объятий, а ещё больше сжимая моё тело.
Я лишь несильно кивнул в ответ, желая как можно дольше оставаться в такой позе. Его близость дурманила, заставляя все мысли разбредаться в разные стороны, оставляя в голове пустоту. Чудо, которое я весь день ждал, сбылось, и теперь я боялся одного: расцепив объятья, он исчезнет.
Но он не исчез. Выбравшись из моих объятий, он неторопливо, словно соблазняя меня, расстегнул рубашку, сбросил её на пол, оголяя свой чуть накаченный пресс, расстегнул штаны и, оставив их на полу, забрался ко мне под одеяло. Как только он накрыл нас, он притянул меня к себе и носом зарылся в мои волосы, обнимая одной рукой за талию, а вторую подложив под мою голову, как подушку. Я чувствовал его горячую кожу через ткань ночной сорочки и искренне проклинал себя за то, что надел её сегодня. Она мешала нам быть ещё ближе, словно невидимый барьер. Но тепло, что дарил мне Сынхён, усыпляло меня. Наконец-таки я почувствовал, что нужен кому-то, что не одинок. И хотя, он не сказал, что скучал по мне, в его движениях и поведение чувствовалась тоска. Обдумывая свои чувства, наслаждаясь его собственнической хваткой, что сгребла меня в его объятья, я постепенно проваливался в сон, не желая, чтобы утро так быстро приходило.
Разбудили меня яркие лучи солнца, которые стали для меня привычны, и какая-то тяжесть на бёдрах. Я с недовольством потёр глаза и осмотрелся. Сынхён, распластавшись по всей кровати, забросил на меня свои ноги. Поза весьма неудобная, но это меня не волновало, я наслаждался тем, что он был рядом. Осторожно перевернувшись на другой бок, так, чтобы было лучше видно Сынхёна, я стал его жадно осматривать, запоминая каждый миллиметр его тела. Его грудь спокойно то опускалась, то поднималась, а рот был слегка приоткрыт. Сейчас он походил не на харизматичного парня, готового совратить всё и всех, а на маленького миленького ребёнка, которого хотелось потискать.
- Кто-то вижу у нас жаворонок, - хриплым после сна голосом произнёс Сынхён и несильно улыбнулся уголками губ.
- Кто-то сам сделал меня таким, - и хотя он не видел меня, я искренне ему улыбнулся, подпирая одной рукой голову и нависая над ним.
- Может, полежим ещё немного, - его рука заботливо легла мне на шею, отчего я подумал, что он меня поцелует и поэтому блаженно прикрыл глаза и вытянул губы в трубочку. Но вместо этого, он притянул меня к своей груди и заключил в объятья, сцепляя пальцы на моей спине в замок. – Вот так.
На какой-то момент меня постигло разочарование, но оно было так мимолётно, что я не успел ощутить всю горечь этого чувства. Я обнял его в ответ и несильно потёрся щекой о его грудь, наслаждаясь соприкосновением с кожей. Было так тепло и уютно в его объятьях, что даже не было желания выбраться из постели и идти завтракать.
- Я не хочу ещё раз упускать наш общий завтрак, - тихо пробурчал я, довольно улыбаясь.
- Тогда у нас есть время, чтобы помыться. – воодушевлённо произнёс он и выкарабкался из моих объятий. Я чувствовал себя маленьким ребёнком, которого отнимают у матери. С обидой и грустью я смотрел на то, как он садится спиной ко мне, натягивает штаны и застёгивает их. Все его движения были неторопливыми. В горле встал неприятный ком, а в носу защипало. Значит сказке конец, теперь пришло время встретить реальность, в которой нас будет разделять стеклянный обеденный стол и звуки пианино. Я сжался калачиком, обняв свои коленки и уткнувшись в них носом, и начесал на глаза чёлку, чтобы спрятать чувства, что бушевали во мне. Заботливое прикосновение рук Сынхёна прошлось по моим волосам, потом плавно перетекло к плечам и остановилось на моих руках, выше локтя. Я не успел среагировать, как Сынхён потянул меня к себе, как брошенного котёнка, и, перекинув через плечо, понёс в ванную.
Я не сопротивлялся и лишь молча цеплялся за его голую спину, в страхе грохнуться на пол. Он заботливо посадил меня на край ванны и, потянувшись к крану, включил воду. Горячий пар начал подниматься вверх, а вода пенится. Сынхён отстранился и с жадностью начал меня рассматривать. Наверное, я представлял очень развратный вид, так как Сынхён стал учащённо дышать и медленно облизывать губы. И тут я понял. Ему нравится наблюдать. Я медленно поднялся, смотря прямо в глаза Сынхёна, кончиками пальцев пробежался по своим бёдрам, подцепил резинку трусов и неторопливо их стянул, давая возможность налюбоваться моими действиями. Сел обратно на край ванны, чувствуя прохладу чугуна, нешироко раздвинул ноги, пытаясь перебороть смущение. Но тщетно, мои щёки пылали, словно я хорошенько перебрал алкоголя. Сынхён с вожделением рассматривал меня, не упуская ни одной малейшей детали. Смотря из-под чёлки томным взглядом, я стал неторопливо расстегивать ночную сорочку, пуговицей за пуговицей, оголяя сначала плечи, потом грудь, а потом и полностью снимая её с себя.
Я сидел на краю ванны полностью голый перед ним. Я чувствовал, как его голодный взгляд блуждает по моему телу. Не выдержав неловкости, что я испытывал при нём, я сдвинул ноги и вогнул шею в плечи, отворачиваясь. Кажется, я был не готов к такому, да и возбуждение от интимности всей сцены начинало потихоньку возрастать.
Сынхён приблизился ко мне, раздвинул ноги и устроился между них, замечая мой чуть возбуждённый член. Он провёл подушечками пальцев по моей скуле, остановился на подбородке и несильно сдавил его. Я невольно приоткрыл рот, с шумом выдыхая. Дыхание было учащённое, казалось, что весь воздух, что окружал нас, накалился до предела. Наши взгляды встретились, и весь мир словно испарился. В его тёмно-карих глазах затуманенных возбуждением плескалось неутолимое желание овладевать, властвовать. Не знаю, что он видел в моём взгляде, но точно то, что он хотел, ибо я безумно хотел его, хотел быть сломленным и подчинённым. Только одно желание трепетало во мне: чтобы Сынхён обладал мной.
Он наклонился ко мне, остановившись в паре сантиметров от моего лица, и посмотрел на мои пересохшие губы. Я невольно облизал их, поддаваясь вперёд. Но он снова решил всё по-своему, не желая награждать меня поцелуем. Сынхён сжал мои оголённые плечи и прильнул к ним, нежно целуя. От прикосновения его горячих губ я выгнулся в спине, судорожно вдыхая воздух, и, вцепившись в края ванны, чувствуя, как заболели пальцы, прильнул к нему.
- Ты прекрасен, - томно прошептал он мне на ухо, опаляя своим горячим дыханием, и потянулся к крану. Шум бегущей воды стих.
Я был не в состояние стоять на ногах, моё тело обмякло и разомлело. Сынхён помог мне сесть в ванну. Взяв мочалку и кусочек лавандового мыла, он намылил её и начал намыливать моё тело. Его прикосновения были нежными и заботливыми. Он проводил мочалкой по рукам, останавливаясь на татуировках чуть ниже внутреннего сгиба локтей, намыливал плечи и плавно спускался к груди. Его движения больше походили на ласку, чем на мытьё. Внизу всё горело, требуя разрядки, а воздуха не хватало. Мне хотелось большего, я готов был стонать об этом, но не хотел, чтобы всё заканчивалось, и понимал, что большего я не получу до тех пор, пока Сынхён не удовлетворится. Погрузившись в ванну, расширив ноги, я закинул голову назад и стал тихо постанывать, прикусывая нижнюю губу. Последней каплей было, когда Сынхён перешёл на мои ноги. Он медленно, почти что издеваясь надо мной, провёл по бёдрам, задержался на коленках и снова вернулся к бёдрам. Поглаживая внутреннюю сторону бедра, он то и дело задевал мой возбуждённый член, который изнывал от напряжения.
Я выгнулся в спине и, не желая больше терпеть, простонал его имя. И видимо мой стон удовлетворил его, а может быть он этого только и добивался, он убрал мочалку и накрыл мой член своей ладонью, поглаживая большим пальцем головку. Разрядку ждать долго не пришлось. Сынхён несколько раз провёл рукой вверх-вниз, и я кончил с его именем на устах.
• Глава 3После того случая, мы стали чуточку ближе. Теперь не только завтраки, обеды и ужины объединяли нас, но и вечера, что были такими редкими, и ночи, на которые он иногда оставался у меня. И хотя я был очень счастлив и рад этому, кое-что мне всё же не хватало. Сынхён больше ко мне не прикасался. Невинные поцелуи и объятья были, но не больше. Словно между нами прочертили границу, которую нарушать нельзя. Чувство неудовлетворённости и желания, чтобы мной обладал этот человек, росло с каждым днём. Но, боясь быть отвергнутым, я молча играл по его правилам и томился, мечтая о том дне, когда мы станем ещё ближе. Когда все границы сотрутся, а преграды недопонимания обвалятся.
В один из тихих вечеров мы сидели в гостиной. Я сидел напротив Сынхёна и чувственно читал одно их очередных произведений. Казалось, что мой язык опух, а история превратилась в какое-то непонятное месиво, но, понимая, что Сынхёну нравится мой голос, я продолжал читать, убивая в себе желание посмотреть на него. Мою речь прервала взволнованная служанка, вошедшая в гостиную.
- Простите, мой Господин, - дрожащим голосом пролепетала она, поклонившись.
- Что случилось? – недовольно спросил Сынхён, хмуря брови и требовательно смотря на девушку.
- К вам при…- но она не успела договорить. Двери в гостиную с шумом открылись, и в комнату вошёл стройный чёрноволосый парень. Волосы были коротко стрижены, а под карими хитрыми глазами красовались тёмные круги, словно он долгое время не спал.
- Извините, не дождался пока обо мне доложат, - лучезарно улыбнулся он и, несильно поклонившись, с интересом посмотрел на меня, разглядывая с ног до головы. Мне вот интересно, у всех богачей такой изучающий взгляд или только у этих двух? Я не почувствовал того же, что чувствовал при взгляде Сынхёна, но невольно повёл плечами и поглубже укутался в кардиган.
- Почему без приглашения? - без какого-либо радушия спросил Сынхён, не удосуживаясь поздороваться с гостем и пригласить его присесть.
- Как же, с приглашением, - ухмыльнувшись, парень достал из внутреннего кармана конверт и потряс им перед лицом Сынхёна. – Для тебя и твоей новой игрушки.
Меня передёрнуло, и я с ненавистью глянул на гостя, готовый огреть его чем-нибудь.
Это кстати он? - обернулся парень в мою сторону и, заметив мой взгляд, довольно добавил: - С характером.
Сынхён выхватил приглашение, не обращая внимания на последние слова, открыл его и, хмурясь, стал сосредоточенно что-то читать, не замечая ничего вокруг. Меж тем парень подошёл ко мне и стал с любопытством меня рассматривать, словно перед ним не человек, а какое-то произведение искусства.
- Чжиён, уже поздно, думаю тебе пора, - обратился ко мне Сынхён, отбрасывая на кофейный столик содержимое конверта.
Я ничего не ответил. Поднялся с кресла, закутавшись в кардиган, кивнул головой в знак прощания и направился к дверям.
- Чжиён, - снова позвал меня Сынхён. Я остановился, но не обернулся. Какая-то непонятная злость на него закипала где-то внутри. Своим молчанием и тем, что проигнорировал такое обращение ко мне этого гостя, Сынхён дал понять, что между нами до сих пор условные отношения господина и его раба. Близость, которую я так берёг, была лишь для вида. Только я считал её чем-то большим, только я был наивен. Осознание этого болью отдавалось в сердце.
- Спокойно ночи. И будь завтра готов к выходу.
Двери за мной бесшумно закрылись, и, еле волоча ноги, шаркая тапочками по полу, я направился в свою комнату, чувствуя себя брошенным и опущенным в самую грязь.
Утром следующего дня меня ждал сюрприз. Проснувшись, первое, что я увидел, были неизвестных мне двенадцать человек, каждый красивее и чуднее другого. Я с криками вскочил с кровати, нехило перепугав эту компашку, и выбежал из комнаты, в попытке найти хоть одну знакомую мне душу, чтобы узнать, что происходит. Неожиданно, я в кого-то всё же врезался и распластался на полу. Сорочка съехала на одно плечо, оголяя ключицу, а её края задрались, открывая на всеобщее обозрение мой плоский живот и трусы. Поняв, кто же передо мной стоит, я успел проклясть всех на свете.
Вчерашний гость ехидно ухмылялся, с жадностью рассматривая меня. Казалось, ещё чуть-чуть и он набросится на меня, как хищник на свою жертву. Облизав кончиком языка губы, он протянул мне руку, предлагая помощь. Не знаю, что на меня нашло, может быть повлиял взгляд его карих гипнотизирующих глаз, а может быть еле заметная улыбка, но я взял его руку и начал подниматься. Он рывком притянул меня к себе, отчего я шумно выдохнул и руками упёрся в его грудь.
- Какой же лакомый кусочек приобрёл Сынхён, - прошептал парень, сжимая меня в своих объятьях, не давая возможности сопротивляться. Сейчас я чувствовал себя в кольце питона, который сдавливает тебя с такой силой, что даже воздух из лёгких выбивает. Я перестал рыпаться, а лишь учащённо дышал, не понимая, почему этот человек остался в этом доме. Ведь не мог Сынхён оставить меня этому парню, или мог? От этой мысли меня пробила дрожь, и, казалось, что где-то открылось окно, что даже холодом повеяло. Страх, жгучий страх зародился в моей душе, а воображение начало рисовать ужасные картины того, что со мной сделает этот тип.
- Что здесь происходит? – недовольный голос Сынхёна раздался со стороны лестницы, успокаивая меня, как голос матери.
Цепкая хватка чужих рук ослабла, и я со всей силы оттолкнул незнакомца, отступая от него на несколько шагов. Судорожно оправив сорочку, я обернулся к подходящему Сынхёну в надеже, что он ничего не заметил. Но глупо так считать, любой дурак поймёт, что здесь произошло, и моя роль будет не в самом хорошем свете. Я взглянул в лицо Сынхёна и не узнал его. В нём не было той чуткости и мягкости, черты лица стали заострёнными от злости, что пылала в его глазах. От холода, что он излучал, я втянул шею в плечи и опустил голову, как провинившиеся ребёнок.
- Я жду объяснений, - сдержанным тоном потребовал Сынхён.
- Да вот, пришлось сыграть роль утешителя. Твоя игрушка расшумелась не на шутку, хмыкнул Сынри. Наступило моё время объясняться, но слов подходящих не было. Сминая край сорочки, я безмолвно открывал рот и закрывал, как рыба на суше. Кто-то однажды сказал, что лучшая защита – атака, но, видя презрительный взгляд Сынхёна, мне не удалось даже попробовать защищаться.
- Сынри, завтрак уже накрыт, встретимся внизу, - не обращая внимания на парня, пронзая меня взглядом, холодно обратился Сынхён. Его рука с силой схватила моё запястье, причиняя боль, и я последовал за ним без каких-либо сопротивлений.
- Вышли вон отсюда! – гаркнул на незнакомцев Сынхён, когда мы ворвались в мою комнату. Перепугавшиеся слуги заохали и, склонив головы, поспешили ретироваться, а тем временем я летел уже на кровать, с силой ударившись о кованую спинку затылком. В глазах всё потемнело, а боль пульсировала. Не успел я придти в себя, как Сынхён оседлал меня и с силой сжал моё лицо.
- Почему мой раб полураздетый красуется перед чужими? – прошипел он в паре сантиметров от моего лица. Неудержимая ярость плескалась в его чёрных, как ночь, глазах, а губы скривились от злости, что закипала в нём с каждой секундой, которую я молчал. Видя его таким, внутри всё сжалось. От такого Сынхёна я испытывал животный страх, мне хотелось спрятаться туда, где бы никто не нашёл. Я не хотел видеть разъярённого Сынхёна. Не хотел быть причиной его злости.
- Я не знал… - жалобно, почти срываясь на дрожь в голосе, тихо прошептал я. – Я не знал, что помимо меня и слуг в доме есть кто-то ещё…
В горле встал неприятный ком, дыхание сбилось, а глаза неприятно защипали. Я не мог расплакаться перед ним, но если так продолжится, то держать себя в руках будет сложно. Чувства, что бушевали во мне, как шторм в море, пытались вырваться наружу.
Сынхён некоторое время вглядывался в мои глаза, словно ища в них ответа, а потом с силой выпустил мою голову, поворачиваясь ко мне спиной. Боль, тупая жгучая боль пронзила моё сердце, словно в него вкрутили шурупы и с садисткой медленностью их вынимали, оставляя рваные дыры из-за резьбы. Я судорожно сжимал смятую простынь, пытаясь сдержать удушающие слёзы.
- Я испугался… - не знаю, к чему я это начал говорить, но чувствовал, что необходимо сказать правду. Я хотел, чтобы он знал, даже если мои слова не буду ничего для него значить. – Я думал, что ты оставил меня для него, как какой-то подарок или игрушку….
Сынхён не обернулся. Он сжал кулаки, глубоко вдохнул и поднялся с кровати. Ни разу не обернувшись, он подошёл к двери, и когда положил свою руку на ручку, я собрал всю силу, что у меня была, в кулак, приподнявшись, сел, упираясь руками в кровать, и с поникшей головой, смотря на свои дрожащие руки, позвал его:
- Сынхён~а, - в моём голосе слышалась мольба. Никогда ещё я не обращался к нему так, никогда не умолял, никогда так сильно не нуждался в нём, как сейчас.
Вечность. Человек всегда стремился к ней, не понимая, что она губительна. После того, как я позвал Сынхёна, я ощутил её не самую лучшую сторону. Казалось, время остановилось, все секундные стрелки мира сговорились между собой и решили посмотреть, как я мучаюсь. А жизнь без времени не может существовать, и я чувствовал, как она теряет краски, вянет, растворяется в неизвестности.
Сильные горячие руки крепко обняли меня, притягивая к широкой груди. Вместе с теплом Сынхёна снова побежало время, словно восполняя допущенную паузу, а жизнь заиграла новыми цветами. Прижимаясь к нему, цепляясь за хлопчатую накрахмаленную рубашку, я тихо плакал, чувствуя, как ладонь Сынёхна заботливо поглаживает меня вдоль позвоночника, успокаивая. Сердце трепетало, несмотря на кровоточащие раны. Это была наша первая ссора, в которой я понял, что пугающая привязанность переросла в зависимость, разрушающую изнутри.
Когда Сынхён уложил меня на кровать, заботливо укутав меня в одеяло, он начал нежно целовать моё лицо, собирая своими губами солёные слёзы, словно прося прощения и залечивая нанесённые раны. Я крепко сжимал его руку, боясь отпустить, а он не пытался ослабить мою хватку, несмотря на то, что пальцы начинали белеть. Он продолжал целовать мои щёки, ресницы, нос, уголки губ. И только один раз, совсем невесомо, когда я начал проваливаться в сон, он прикоснулся к моим губам. Это был первый и последний раз, когда я узнал их вкус и дурманящую мягкость.
• Глава 4Незнакомая компашка в двенадцать человек, из-за которой весь утрешний переполох начался, оказалась группой стилистов, визажистов и парикмахеров. Всех их прислал Сынхён, чтобы они подготовили меня к вечеру, на который нас пригласили. Так, по крайней мере, объяснила мне прислуга, принёсшая мне запоздалый завтрак, который можно было бы правильней назвать обедом, в комнату. После того, как я заснул, мы с Сынхёном не виделись. Но я и не пытался его искать, так как эти люди преображения облепили меня, как пчёлы мёд, и не выпускали из своих цепких рук до тех пор, пока не убедились, что меня можно выпускать в высшее общество.
И знаете, то, что они сделали со мной, мне нравится. Нет больше того невинного образа с милым личиком, который я стал ненавидеть. Теперь мой образ был высокомерным и дерзким. Волосы по бокам сбриты, а оставшийся верх завили в стиле афро, на голове повязан шёлковый платок с леопардовым принтом. Поверх леопардовой кофты была надета меховая жилетка, а чёрные обтягивающие джинсы выгодно подчёркивали мои стройные ноги. Когда солнце стало заходить за горизонт, бросая алые лучи на разорванное облаками небо, я спустился в холл.
Когда я сел в машину, то позабыл обо всём на свете, замерев с приоткрытым ртом. Сынхён был великолепен. Ещё никогда мне не доводилось видеть его таким. Расслабленный и безмятежный он смотрел на меня и досконально оценивал работу профессионалов. Лёгкая довольная ухмылка играла на его лице, а в глазах играли огоньки восхищения. Из-за платиновых волос, что спадали на лоб, глаза казались бездонными и необычайно чёрными. Они гипнотизировали, заставляя забыть обо всём на свете и провалиться в бездну, в самые руки тьмы. На нём был песочного цвета пиджак, а поверх накинут леопардовый полушубок. Да, стилисты постарались на славу, сделав всё возможное, чтобы мы дополняли друг друга, были словно едины.
Первым среагировал Сынхён. Он подался вперёд, игриво улыбаясь и не отрывая своих глаз от моих, протянул руку к дверце и захлопнул её. Звук показался мне на удивление громким, отчего я несильно дёрнулся и обхватил Сынхёна за спину, сжимая мягкий мех в своих пальцах. Его рука плавно прошлась по позвоночнику, вызывая приятную дрожь во всём теле. Он прижался щекой к моей щеке и тихо, чуть слышно прошептал: «Ты прекрасен!»
От его тихого хрипловатого голоса дыхание сбилось, а сердце так затрепетало, что, казалось, его стуки слышны на другом краю мира. Не хотелось никуда ехать, а просто остаться в стильном салоне машины, в котором пахло свежей мятой, обнимать друг друга в лучах заходящего солнца, чувствовать тепло и сбивчивое дыхание, мягкость мехов и кожи, попытаться решиться на ещё один шаг к сближению, но сгорать от неуверенности и непонятного страха, что терзает сердце. Но это всё за гранью невозможного. Чего бы я ни хотел, никто не будет считаться с моими желаниями.
Сынхён осторожно освободился из моих объятий и отстранился, облокачиваясь на подлокотник, подпирая голову рукой и смотря куда-то вдаль. Машина тронулась, а о стёкла стали ударяться первые капли дождя, что набирал свою мощь по мере отдаления от дома. Мы ехали молча, а между нами было хоть и небольшео расстояние, но мне казалось, что пропасть. Серые унылые пейзажи за окном наводили грусть, а стекающие капли по стеклу напоминали невыплаканные слёзы.
- Чжиён, - когда на горизонте появился огромный трёхэтажный особняк, позвал меня Сынхён. Он запустил свою руку в карман полушубка и вынул оттуда синюю обитую бархатом коробочку. Сердце приятно ойкнуло, когда он открыл её и вынул оттуда браслет из слоновой кости в серебряной оправе. Сынхён заботливо взял мою руку, несильно оттянул рукав кофты, и большим пальцем провёл по запястью, нежно поглаживая кожу. От этого прикосновения меня пробил приятный озноб, а щёки предательски запылали. Как же мне нравилось, когда он обращался со мной таким образом, словно с сокровищем. Но голос разума, что твердил мне о жестокой реальности, в которой я был всего лишь навсего раб – ручной питомец – игрушка, не давал мне полностью забыться в этих ощущениях.
- Это мой подарок тебе, как знак нашей связи, - прошептал Сынхён, когда застегнул застёжку браслета на руке, и нежно поцеловал запястье, оставляя на коже свежий засос, как метку. Когда он отстранился, а машина остановилась у парадного входа, я прижал руку к груди, другой рукой взявшись за запястье, и невесомо погладил порозовевшую кожу пальцами. Это был, как ритуал, знак, что я его и больше ничей.
Не успели мы подняться по ступенькам и подойти к парадным дверям, как они тут же распахнулись, а на пороге стоял неземной красоты парень в розовом кимоно. Длинные осветлённые волосы были собраны в конский хвост на затылке и спадали вниз до самого пояса, косая чёлка несильно скрывала его тёмно-карие глаза, из-за чего казалось, что они чёрные. Взгляд был хитрым, надменным и холодным, а пухлые розовые губы были идеальной формы, словно перед нами стоял не человек, а фарфоровая куколка.
- Мой Господин, - меня до глубины души поразило то, с какой нежностью и мягкостью обратилась эта холодная особа к Сынхёну. На его лице расплылась не менее нежная, как и голос, улыбка, а взгляд сделался восхищённым и трепетным, словно и не было той холодности и надменности. Я заметил на запястье Сынхёна, когда он протянул руку парню, такой же, как и у меня, браслет и непроизвольно улыбнулся, пряча лёгкую улыбку за ладонью.
- Спасибо за приглашения, Рен, - на удивление сухо и сдержанно сказал Сынхён и, положив руку на мою талию, подтолкнул меня к парню. – Представляю тебе Чжиёна, которого ты так хотел увидеть, что даже приём устроил.
Я низко поклонился со словами, что рад знакомству, и несильно улыбнулся, больше из-за приличия, а не искренности. Рен несильно кивнул в ответ. Казалось, пока я кланялся, парня подменили. Снова перед нами стоял холодный принц с надменным, пылающим ненавистью взглядом. Первая встреча с человеком из высшего общества, а уже провал. Не знаю, чем я сумел провиниться, но одного недоброжелателя уже приобрёл, и, признаться, это взаимно. Мне он с самого появления на пороге уже не понравился. Интуиция подсказывала мне, что здесь что-то не чисто: Рен был моим соперником.
Вечер проходил плавно и спокойно. Остальные представители общества Сынхёна встретили меня душевно. Хотя оно и понятно, ведь они оценивали меня по внешним параметрам, как экспонат искусства. Для них я был рабом одного из их друзей, не более. Что же касается другой половины присутствующих, то это были рабы, сопровождающие своих хозяев. Они встретили меня с сочувствием и пониманием. Только их взгляд выдавал их положение, больше ничего. А так, они были дорого и со вкусом одеты, не уступая своим господам.
Оставив меня сидеть в гостиной в обществе нескольких господ, среди которых был Сынри, и их рабов, Сынхён скрылся где-то в глубинах дома. Я со скучающим видом сидел возле французского окна и следил за парнем, играющим за фортепьяно. Его красивые пальцы с лёгкостью пробегались по клавишам из слоновой кости, создавая удивительную мелодию, которая превосходно сочеталась с приглушёнными голосами присутствующих. Казалось, чары музыки окутали всех. Забывшись, я погрузился в воспоминания о Сынхёне, пытаясь воспроизвести в мыслях всё то, что так ярко запомнилось мне, что останется в моём сердце навсегда. Сынхён трепетно обнимает меня со спины и целует в плечо, невесомо, почти не касаясь; вот он гладит меня по щеке чуть дрожащими пальцами, проводит по губам и тихо что-то шепчет на ухо; и последнее, наверное, самое дорогое мне воспоминание: я лежу на кровати, почти проваливаясь в сон, как лёгкое, как дуновение летнего ветерка, соприкосновение его горячих нежных губ с моими. Я бы отдал всё, чтобы ощутить их нежность снова. Сердце приятно затрепетало, а дыхание участилось. Всё эти образы восхитительно гармонировали с музыкой, словно дополняя друг друга.
Последние звуки растворились в комнате, и всё погрузилось в тишину. Присутствующие затихли, устремляя свои взгляды на пианиста. Казалось, даже потрескивание огня в камине и тиканье часов застыли от восхищения. Сынри подошёл к парню, положил свои руки на его плечи, несильно сжал их и, нагнувшись к уху, негромко что-то шепнул, задевая мочку уха. Я почувствовал неловкость, словно увидел что-то сокровенное, такое, что не следовало видеть. Оглянувшись по сторонам, я увидел, что многие среагировали так же. В основном это были такие же, как я – рабы. И я понял одну простую вещь. Они хотели оказаться на месте этого пианиста, почувствовать ту нежность и трепетность, что проявил Сынри, иметь такой же скрытый, но чарующий мир, как у этих двух людей. Во мне загорелось жгучее желание увидеть Сынхёна, ощутить его тепло и то чувство полноценности, которое я испытываю каждый раз, когда он прикасается ко мне. Незаметно для всех, я поднялся с кресла и скрылся за дверью, уходя в самую глубь, в попытках найти своего Господина.
Но его нигде не было. Обойдя чуть ли не весь дом, проверяя открытые комнаты, я отчаялся его найти. Чувство разочарования и обиды с каждой пустой комнатой росло, а неприятный ком в горле удушал. В этих тёмных пустых коридорах с броскими персидскими коврами я чувствовал себя потерянным и брошенным. Но заметил в самом конце коридора тонкий луч света, выбивающийся из приоткрытой двери. Я глубоко вздохнул от некой радости и уверенности, что Сынхён именно там. Оправив меховую жилетку и воодушевлённо улыбнувшись, словно и не было той потерянности, я быстрыми шагами направился к двери и резко распахнул её, ступая в комнату.
Сынхён сидел на мягком обитым плюшем диване, а между его ног сидел Рен. Одна рука Сынхёна лежала на спинке дивана, несильно сжимая пальцами обивку, а вторую он запустил в распустившиеся волосы парня, задавая темп. Он с неким удовольствием и надменностью смотрел, как парень ласкает его член. Мне хотелось сбежать отсюда, стереть из памяти эту ужасную картину, но меня словно пригвоздило к полу. Ловя каждое движение Сынхёна, его изменения на лице, моё возбуждения росло, отчего мне было противно от самого себя. Сынхён блаженно прикрыл глаза и откинул голову на спинку дивана. Его тело била маленькая дрожь, и до моих ушей донёсся приглушённый гортанный стон. Сынхён кончил прямо в блондина. Тяжело дыша, он жестоко сжал светлые волосы и притянул к себе парня.
- Ты как всегда прекрасен, - томный довольный голос Сынхёна полоснул меня, словно кнутом, отрезвляя. Я с ужасом и неверием заглянул в его лицо, встречая отчуждённый затуманенный взгляд его чёрных, как у демона, глаз, и выбежал из комнаты, желая убраться от этого дома куда подальше, вычеркнуть из памяти всё, что связано с этим монстром, который играет с тобой, как ему заблагорассудится.
Прохладный свежий ветер хлестал мои щёки, сметая с них слёзы нестерпимой боли. Небо было затянуто тёмно-синими тучами, скрывающими яркие звёзды и луну. Я стоял, облокотившись о каменные перила, пытаясь согреть озябшие руки. Всё тело била мелкая дрожь от холода и напряжения, щёки пылали, как пламя огня.
- Тебя Господин Чхве ищет, - спокойный приятный голос раздался позади меня.
- Не говори, что я тут, - голос осипший, а обернуться и посмотреть, кто этот незнакомец, нет ни сил, ни желания.
- Что-то случилось? – парень встал возле меня и так же облокотился о перила, несильно поведя плечами. Это был тот самый пианист, на месте которого хотела бы побывать добрая половина гостей и я в том числе.
- Я, кстати, Ёнбэ, - после короткой паузы произнёс он и, повернувшись ко мне лицом, несильно улыбнулся. – Так вот, значит, что представляет собой знаменитый Квон Чжиён? Замёрзший, с горящими щеками и опухшими глазами. Я думал, что это невообразимый красавец, который свёл с ума Игрока.
Он несильно засмеялся, отворачиваясь в противоположную от меня сторону. Его смех был не уместен, но он подействовал на меня успокаивающе, словно мне не хватало этого – дружелюбного, родного обращения.
- Знаменитый? Игрок? – непонимающе переспросил я, хмуря брови.
- Ты не знаешь? – он удивлённо приподнял брови, а потом, словно что-то вспоминания, добавил: - Этот вечер посвящён тебе?
- С чего бы?
- Как же, Холодный Принц Рен не устраивает никаких вечеров, если, конечно, не хочет сделать приятное своему Господину.
- Рен раб? – меня словно водой окатили. Никогда бы не подумал, что этот самоуверенный парень может быть рабом. Да он же любому фору даст в своей мнимой значимости.
- Ты и этого не знаешь? – ещё больше удивился парень. – Странно, - он на секунду задумался. - Ладно, расскажу всё, что сам знаю. Странно, что Господин Чхве удержал от тебя всё в секрете.
Он обнял себя за плечи и устремил свой взгляд куда-то вдаль, словно ища там невидимую поддержку.
- Рен - единственный раб, который так долго состоял в отношениях с Господином Чхве.
- Сынхён был его Господином? – тут же выпалил я. Теперь было понятно, откуда взялась эта пылающая ненависть, которой меня обдал этот Принц.
- Да, - подтвердил Ёнбэ и продолжил: - Они были вместе около трёх с половиной лет. Им многие завидовали, как и рабы, так и господа, так как в их отношениях было что-то чарующее и таинственное. Но в один прекрасный момент всё изменилось. Рен больше не появлялся с Господином Чхве, а причины ни тот, ни другой не называли. Об этом много слухов ходило, но никто так и не узнал правду. Позже появился ты. Всех так интересовало, какую же замену нашёл Господин Чхве, что норовили то и дело выудить от него информацию. Но на удивление, несмотря на свою страсть красоваться своей собственностью, Господин Чхве всё держал в секрете. Рен, наверное, готов был душу продать, лишь бы увидеть тебя и оценить. Вот он и устроил всё это представление, утоляя не только своё любопытство, но и остальных.
Он замолчал, а я не знал, что ответить. Мысли путались. Значит, между ними была связь и, видимо, очень сильная, раз они так долго продержались вместе, им завидовали. И даже сейчас они не могут отказаться друг от друга. Это причиняло боль, как и мысли покончить с игрой, сдаться и плыть по течению. Не хотелось больше пытаться сближаться, доказывать Сынхёну, что я не хочу быть для него только рабом. Было только одно желание, с каждой секундой растущее внутри меня, как вирус, заражающий клетки тела. Отступить, смириться со своей незначимой ролью, ведь всё равно в сердце Сынхёна мне не будет места.
- Ты сказал Игрок, - вспомнив о первых словах Ёнбэ, спросил я. – Почему?
- Господин Чхве – игрок. Ему нравится азарт, как и остальным господам. Как ты думаешь, почему они покупают совершенно незнакомых чужих людей? – и, не дожидаясь моего ответа, продолжил: - Им нравится сам процесс становления отношений. По крайней мере, тем, кого я знаю. У кого-то эти отношения остаются на уровне дружбы, у кого-то перерастают во что-то большее. И хотя они этого не признают, со временем они привыкают к нам. Мы для них как утешители или гавань, в которую можно причалить в любое время и отдохнуть.
- Откуда ты это всё знаешь?
- Откуда? – он облокотился поясницей о холодный камень, упёрся локтями в перила и посмотрел на хмурое синее небо. – Я с Сынри уже пять лет и многое повидал. Ко мне часто обращаются другие рабы, и даже уважение есть со стороны их господ. И то, какие у меня сложились отношения, позволяют мне проанализировать остальных представителей его общества. Уж поверь, он человек, который знает всё, что творится в его кругах.
То, с какой нежностью и теплотой отзывался Ёнбэ о своём хозяине, вызвало у меня невольную улыбку. Почему-то он и правда вызывал доверие, как будто мы с ним знакомы уже давно, а это не наша первая встреча, а неизвестно какая. И может быть он не смог залечить мои раны, что получил я от Сынхёна, но чуточку облегчил их. Даже несмотря на то, что в сердце Сынхёна мне нет места, оно есть для меня в его жизни. Безопасной и тёплой, как родной дом.
- Ну, нам пора, а то думается мне, что нас уже потеряли, - похлопав по плечу, Ёнбэ лёгкой походкой ушёл с балкона. Последний раз глянув вдаль, где сливались в единое небо и земля, я слабо улыбнулся и, в последний раз вспомнив тепло Сынхёна, последовал за Ёнбэ.
Ночью, когда уже распогодилось, а луна привычно заглядывала в моё окно, заливая комнату серебристым светом, Сынхён оставил одежду на полу и, забравшись ко мне кровать, накрыл нас одеялом, обнял за талию и уткнулся в шею, опаляя горячим дыханием с лёгким запахом вина. Всё было как обычно, но только одно прикосновение его нежных губ к моим и тихий шёпот дали мне понять, что место в его сердце мне уже давно приготовлено.