...
Автор: ...shima (Yaisatsana)
Персонажи: Ёнгук/Джело, Химчан, Чоноп
Описание:
Два года Джело не виделся с Ёнгуком. И вот его долгожданный обожаемый брат приезжает помочь матери. Они семья и всегда должны поддерживать друг другу. Даже если эта поддержка заключается в том, чтобы пронянчиться с младшим братом месяц, пока мать будет в командировке. Но кто же знал, что этот месяц может многое изменить в жизни братьев. Ведь для любви нет ограничивающих рамок, трендов и общественного мнения.
От себя:
Из-за того, что в дайри ограничено количество слов, завела уже третий пост для фика. Не думала, что это будет возможно, ведь я давно пытаюсь поставить точку в этой истории, но пока что плохо получается. Теперь все новые последующие главы будут появляться здесь. Естественно запись будет подниматься по мере обновления.
Содержание:
• 1-5 главыmini-world.diary.ru/p181723778.htm
• 6-9 главыmini-world.diary.ru/p181724056.htm
• 10 главаПоследней каплей, переполнившей чашу терпения Ёнгука, был Ёндже, что навязался в его общество, несмотря на грубые и жёсткие отказы. Поведение парня просто кричало о том, чтобы это обычное, ничем не примечательное тело взяли, грубо и жестоко. Ёнгук в большей мере старался игнорировать источник раздражения, пристально следя за развязным поведением Чунхона и сгорая от ревности и злости, удивляясь себе, как ещё не сорвался. Когда он почувствовал, как шаловливые пальчики скользнули по внутренней стороне бедра и остановились возле ширинки штанов, он не выдержал:
- Да отвали ты уже, - и, оторвавшись от соблазняющего всех и вся Чунхона, грубо сжал руки Ёндже выше локтя и с яростью посмотрел ему в глаза. – Сказал же, заношенным тряпьём не пользуюсь.
В этот раз, видимо, его слова подействовали, так как парень недовольно скривился и резко убрал руки с члена Ёнгука. В голове Ёндже зародился план мщения за то, что он терпел на протяжении долгого времени грубость и игнорирование. Он не мог не заметить, несмотря на своё нетрезвое состояние, каким взглядом парень пожирал Чунхона, стоило тому прильнуть к кому-нибудь или сделать что-то из ряда соблазняющего и сексуального.
- Как хочешь, - скривив губы в самодовольной лукавой улыбке, ответил Ёндже и скрылся в толпе танцующих, воплощая задуманное в действительное.
Чунхон потерялся во времени, выпал из реального мира, открыв для себя нечто удивительное и дурманящее. Он точно не помнил, когда и как согласился на эту афёру, но с большим удовольствием смешал один квадратик ЛСД со стопкой соджу, поверив в то, что все его проблемы улетучатся и он обретёт поистине умопомрачительное наслаждение. И тот, кто это сказал, был абсолютно прав. Сердцебиение усилилось, отдаваясь где-то в затылке и гоняя пропитанную алкоголем кровь по венам, насыщаясь кислородом от учащённого дыхания. Разум смело в подноготную, оставляя после себя только серый густой туман, в голове раздавались лишь громкие биты музыки и неразборчивые голоса окружающих, а всё вокруг играло в различных спектрах цветов. Чунхону было наплевать на рамки приличия, парень разрешая себе то, о чём в трезвом состоянии даже думать себе не позволял. Он прижимался к липким разгорячённым телам, разрешая себя лапать за всевозможные места, и сам не упускал случая сделать то же самое в ответ, в глубине души желая найти то тепло и умиротворение, что дарил ему брат. Но чем чаще он чувствовал сильные руки на своей талии или попе, тем более отчаянно ощущал, что это всё неправильно, не то. Вот только туман в голове и адреналин в крови не давали ему остановиться, а катили вниз, в самую густоту холодной бездны.
- Здравствуй, котик, - тихий, сочащийся сексом голос раздался возле уха Чунхона, горячим дыханием опаляя его вспотевшую кожу. По телу Чунхона пробежались приятные мурашки, отчего он повёл плечами и прильнул к широкой накаченной груди. Уткнувшись в шею парня, которого даже не пытался узнать, он почувствовал, как вокруг его талии обвились сильные накаченные руки, подушечками пальцев поглаживая живот.
- Не хочешь уединиться? – снова промурлыкал парень, не дожидаясь ответа ведя Чунхона в спальню. Блондин лишь закрыл глаза, повиснув на шее похитителя, и что-то невнятно промычал. Слабость и сонливость неожиданно обрушились на его плечи, а тело налилось свинцом, не желая слушаться. Кого именно, не понятно, так как мозг уже давно был в спящем режиме.
Таинственный парень положил обмякшее тело Чунхона на кровать и навис над ним, голодным взглядом пожирая беззащитного парнишку. Блондинистые волосы растрепались по подушке, а пухленький ротик был слегка приоткрыт, соблазняя своей невинностью. Футболка Чунхона задралась, оголяя плоский, несильно накаченный живот и красную резинку боксёров. Парень с предвкушением опробовать аппетитную жертву облизал губы, хищно улыбнувшись, провёл холодными пальцами по груди Чунхона, спустился к животу, обведя пупок, и остановился на резинке боксёров.
- Раз твой брат не дал, то я опробую тебя, - слабый, словно издалека, голос раздался возле уха блондина. Ёндже схватил лицо Чунхона, с силой сжимая щёки, и впился в его губы, настойчиво толкаясь языком. Он несильно сжал возбуждённый член Чунхона, отчего тот слабо простонал ему в рот, и коленом раздвинул его ноги, начиная потихоньку заводиться.
Чунхон чувствовал, как кто-то с грубостью терзал его губы, лаская член через ткань джинс. Ему безумно хотелось оттолкнуть незнакомца, но сил не было даже открыть глаза, не то чтобы сопротивляться. В голове стали мелькать воспоминания о Ёнгуке, его тепле, улыбке, голосе, смехе, словно Чунхон прощался с братом. Он чувствовал себя грязным, осквернённым и омерзительным, но продолжал отвечать на настойчивые поцелуи, что покрывали его шею, грудь, живот. Даже когда Ёндже запустил свою холодную руку в трусы, Чунхон не смог оттолкнуть парня. Он просто лежал, широко раздвинув ноги, и учащённо дышал, слыша собственные тихие стоны, от которых было противно и омерзительно. С каждым прикосновением внутри что-то обрывалось и исчезало в пустоте, заставляя Чунхона мучиться в смертных муках. Он не хотел до такого дойти, не хотел переступить грань дозволенного. Не хотел.
Стоило Ёнгуку на секунду отвлечься на Чонопа, который решил представить ему свою таинственную девушку, о которой он рассказал, желая получить одобрение и проверить свою теорию о натуральности хёна, как Чунхон тут же испарился. Странное предчувствие чего-то плохого цепкими клешнями схватило его за горло, перекрывая доступ к кислороду. Паника и страх за брата охватили его, заставляя метаться по пентхаусу, вглядываясь в незнакомые пьяные лица и заглядывая в закрытые комнаты с надеждой и страхом увидеть в них Чунхона - изнасилованным, побитым или убитыми. От собственных мыслей Ёнгуку становилось плохо, воображение рисовало омерзительные, разрывающие душу образы. Он прекрасно знал, что Чунхон всегда был слабее, чем казалось на первый взгляд, и всегда попадал в какие-нибудь передряги. Да и понаблюдав за здешним сборищем, он был уверен, что такому соблазнительному ребёнку не место среди похотливых акул.
Проверив весь первый и второй этажи, Ёнгук завернул за угол и увидел одну единственную дверь, которую сначала не заметил. Из-за тусклого освещения и тёмного цвета обоев, что почти сливались с цветом дверей, её было трудно разглядеть. Глубоко вздохнув, Ёнгук подошёл к двери и положил ладонь на ручку, всеми фибрами души надеясь, что Чунхон в этой единственной непроверенной комнате и с ним всё в порядке. Он до последнего надеялся, что брат просто завалился где-нибудь спать, подальше от шума. Но все надежды разрушились в один момент, а страхи воплотились в реальность.
Открыв дверь, Ёнгук увидел нелицеприятную картину, от которой кровь прилила к голове, а ярость затуманила весь разум. Ёндже, в одной рубашке и с растрёпанными волосами, устроился между ног Чунхона и подставил свою головку члена к его анусу.
- Думаю, там ещё никто не был, - самодовольно и тяжело дыша, произнёс Ёндже, прикусив нижнюю губу Чунхона и несильно потянув её.
- И никогда не будет! – гаркнул Ёнгук, отбрасывая Ёндже в сторону. Парень от неожиданности даже не успел понять, что произошло, и поэтому, не среагировав, сильно ударился затылком о стену. Ёнгук подлетел к нему и с невообразимой силой стал его бить, удар за ударом, пока гнев и ярость били ключом. Когда первая волна злости прошла, он грубо схватил за лакированные волосы Ёндже и оттянул назад так, чтобы видеть его окровавленное лицо.
- В следующий раз, живым не останешься. Понял? – прошипел он сквозь зубы, видя, как парень медленно теряет сознание, а его тело обмякает. Он выпустил волосы Ёндже, и парень шлёпнулся на пол.
Вытерев костяшки рук от крови, своей и парня, Ёнгук осторожно стянул из-под забывшегося Чунхона покрывало и уголком ткани прикрыл его наготу, мысленно коря себя за невнимательность. Он чувствовал вину за то, что произошло. И гнев. Больше не на того парня, что ничком лежал на полу с голой задницей, а на себя. Если бы он был посильнее, то схватил бы Чунхона в охапку и удрал бы из этого места куда подальше, но этого он не сделал, не доглядел, не понял. В голове крутились "если бы да кабы", но, понимая, что самобичеванием прошлого не вернуть, Ёнгук собрал разбросанные вещи младшего, аккуратно их оправляя, и сел на край кровати, невольно любуясь слабым Чунхоном с закрытыми глазами, опухшими покрасневшими губами, разметавшимися и слипшимися от пота волосами и умиротворённым дыханием. Он походил на спящего ангела, сошедшего с небес.
- Прости меня, - Ёнгук заботливо и с любовью кончиками пальцев убрал чёлку с глаз брата и нежно провёл по щеке, останавливаясь на подбородке. На секунду задумался, разрываясь между чувствами, что бурлили в его душе, и нагнулся к нему, прикрыв глаза. Соприкосновение с нежными горячими губами вызвало по телу приятные мурашки и острую боль в сердце, вызывая в голове ассоциацию с морозной свежестью в солнечное утро, когда не холодно, но и не тепло. Ему хотелось углубить поцелуй, получить ответ, вылить накопившуюся любовь, что вырывалась наружу, но вместо этого он на три секунды задержался на губах Чунхона, словно извиняясь и прощаясь одновременно, и отстранился. В глазах стояли слёзы, а сердце с невыносимой болью пропускало удары.
- Хён… - с глубоким умиротворённым выдохом слетело с губ Чунхона.
• 11 главаТепло - первое, что чувствует Чунхон, когда постепенно выбирается из объятий сновидений. Ещё он чувствует накаченные руки на своей талии, которые, несмотря на свою силу, обнимают его с такой нежностью и заботой. Ему не хочется просыпаться, возвращаться в холодную жестокую реальность, а хочется остаться в этой полудрёме, когда умиротворение и искажение окружающего мира твои друзья. Но организм играет против него, неприятно напоминая о себе. Голова гудела, отдаваясь болью в висках, а во рту была неприятная кислая слюна, вызывавшая рвотные позывы. За всеми последствиями отходника до Чунхона, наконец-таки, дошло, что он лежит с каким-то человеком, а возбуждённый член, что упирался в его попу, свидетельствовал о том, что этот человек – мужчина.
Чунхон нервно сглотнул скопившуюся слюну и недовольно поморщился от её вкуса. Он осторожно, чтобы не разбудить незнакомца, проверил рукой, на месте ли нижнее бельё, и, нащупав на бёдрах резинку родных боксеров, облегчёно вздохнул. Так громко, что от неожиданности прикрыл ладонью рот, в страхе разбудить мужчину, что обнимал его со спины. Он сильно зажмурился, когда тело рядом с ним зашевелилось, а руки притянули его ещё ближе к накаченной груди. Чунхон ещё больше ощутил возбуждённый член у себя на попе, отчего лёгкий румянец смущения окрасил его щёки.
- Давай ещё так немножко полежим, хорошо? – охрипший после сна голос Ёнгука раздался возле уха Чунхона, щекоча мочку уха пухлыми горячими губами. Дыхание перехватило, а по телу пробежался рой мурашек, концентрируясь где-то внизу живота.
Чунхон облегчённо выдохнул, расслабляясь в родных тёплых объятьях, и удобно устроился на подушке, пытаясь вспомнить, что вчера произошло и как он оказался в одной кровати с братом, благо, что в нижнем белье. Хотя, признаваясь самому себе, ему было бы куда приятней проснуться в его объятьях после бурной ночи. Пытаясь заставить работать уставший больной мозг, он нахмурился, отчего на переносице между бровей легла маленькая морщинка, и попытался вызвать воспоминания в голове. Всё было в тумане, с обрывками и искажениями, словно антенна не может поймать нужную частоту и передать на экран картинку в хорошем качестве. Воспоминания начинали барахлить на третьей стопке соджу, постепенно с каждым разом ухудшаясь, а под конец вообще принося одну пустоту. Единственное, что он помнил, так это то, что какой-то незнакомец предложил ему уединиться. Это воспоминание и голос так ярко вспыхнули в голове, как свет фар в тёмную ночь, что Чунхон в страхе открыл глаза и невольно сжался. Кровь стыла в жилах, а тело пробрала мелкая дрожь. Боясь вспоминать остальное, как маленький ребёнок боится бабайку под кроватью, Чунхон сильнее прижался к Ёнгуку и накрыл его руку своей, желая сейчас, чтобы его утешили и сказали, что это кошмар, больная фантазия и ничего из того, что он вспомнил, не было, что всё хорошо.
- Что-то случилось? – Ёнгук опёрся о подушку, согнув руку в локте, и пристально всмотрелся в лицо брата, не убирая вторую ладонь с его чуть накаченного животика.
- Ничего, - голос подвёл Чунхона, выдавая его с головой. Он со страхом и беспокойством глянул в карие добрые глаза Ёнгука и натянул до подбородка одеяло, пытаясь скрыть своё смущение и потерянность.
- Не бойся ты, - неправильно поняв брата, Ёнгук откинулся на спину, отодвинувшись от Чунхона, и долгим задумчивым взглядом уставился в потолок. – Не было между нами ничего, - и чтобы объяснить странное пробуждение, механическим голосом продолжил:
- Ты вчера изрядно надрался, так что там же и отключился. Я привёз тебя домой, дотащив твою бесчувственную алкогольную тушку до спальни. И так как ты раньше не был против совместного сна, я решил остаться с тобой, - думая и даже в глубине души надеясь, что Чунхон ничего не помнит о прошлой ночи, приврал Ёнгук. На самом же деле ему было куда спокойнее, чувствуя близость брата и осознавая, что с ним всё в порядке.
От того, что брат отстранился от него, заняв вторую половину кровати, Чунхон почувствовал себя брошенным. Он физически ощущал одиночество, что тут же заменило приятное тепло колющим холодом. Ему не хватило решимости нащупать под скомканным одеялом руку брата и сжать её, показать, как сильно нуждается в нём. Они около получаса лежали молча на кровати, каждый думая о своём, чувствуя, как расстояние в несколько сантиметров между ними на самом деле было большим и непреодолимым.
- Думаю, стоит позвонить Чонопу и узнать, как он, - первым нарушил тишину Ёнгук, поднимаясь с кровати. Чунхон с нежностью и лёгкой грустью рассматривал его и тут заметил побитые костяшки, покрытые засохшей кровью.
- Хён, что это? – в ужасе спросил Чунхон, в считанные секунды подлетая к брату и беря за руки, аккуратно проводя большими пальцами по ссадинам. – Больно?
- Ничего особенного, - незаметно поморщился от боли Ёнгук, осторожно высвободив свои ладони из рук Чунхона и спрятав их за спину. – Ты лучше иди душ принимай, а то пахнешь не очень, - и, потрепав Чунхона по голове, начесав чёлку на лицо, вышел из спальни, оставляя блондина в озадаченном положении. Чунхону ещё больше захотелось узнать, что же произошло прошлой ночью.
Приятная прохладная вода обдала измученное тело Чунхона покалывающими иголочками, приносящими облегчение. От шума воды и расслабленности, растекающейся по всему телу, мысли медленно приходили в порядок, а мигрень постепенно утихала. Казалось, он приходил в норму, но неожиданное воспоминание разрядом тока ударило подсознание, вызывая боль где-то глубоко внутри. «Прости меня!» - слова Ёнгука яркой кричащей афишей высветились на внутренней стороне века, отчего ноги Чунхона подкосились. Он не понимал, явь это или сон, но голос брата и тепло его губ были такими реальными, что он невольно дотронулся до своих губ, ощущая на них всё ещё не исчезнувший вкус. От этих странных оборванных воспоминаний, что вихрем проносились в голове, становилось дурно. Всё больше вопросов возникало у Чунхона, а любопытство, растущее из самых недр души, требовало удовлетворения.
Вернувшись через полчаса в свою комнату, Чунхон застал в ней свежего, приведённого в порядок брата. Это немало удивило его и смутило, но, не подавая вида, он демонстративно прошёлся в одном полотенце, что грозилось слететь с бёдер, через всё комнату и открыл шкаф.
- О чём хочешь поговорить? – без каких-либо вводных слов спросил Чунхон, сам собираясь расспросить брата о вечеринке. И, может быть, о поцелуе, если, конечно, определится с тем, явь это или больная алкогольная фантазия. Ему не хотелось выглядеть дураком, если это окажется неправдой.
- Какой ты проницательный, - вскинув бровью, отозвался Ёнгук, любуясь телом Чунхона, по которому стекали капельки воды. Ему хотелось вылизать каждый сантиметр этого тела, пометить его, чтобы никто больше не смел посягать на его Чунхона. Он горько улыбнулся своим мыслям, отмечая тот факт, что Чунхон никогда не будет его.
- Какой есть, - буркнул Чунхон, придерживая одной рукой полотенце, а второй ища подходящую домашнюю футболку.
- Я звонил Химчану, - невзначай бросил Ёнгук, пытаясь поймать Чунхона в ловушку, чтобы тот сам раскололся. Он несильно поддался вперёд, пытаясь уловить хоть какую-то заминку в действиях младшего. И эта заминка не заставила себя долго ждать, удовлетворяя мысли Ёнгука.
Чунхон напрягся, секунду поколебавшись, а рука на мгновение замерла в нескольких сантиметрах от найденной футболки. Все волнующие мысли о том, что же произошло ночью, мигом улетучились, а на их место пришли другие, не менее занимательные и горькие. Он мысленно посчитал до десяти, глубоко вздохнул, собрав всё своё самообладание в кулак, и с сарказмом спросил:
- А разве не Чонопу ты собирался звонить?
- Сам начнёшь, или мне из тебя клешнями вытягивать? – облокотившись о спинку кровати и скрестив руки на груди, проигнорировал сарказм младшего Ёнгук.
- Зачем начинать, если Химчан тебе всё рассказал, - огрызнулся Чунхон, натягивая футболку. Держать себя в руках не получалось, раздражение и злость вырывались наружу.
- Я хочу услышать от тебя версию того, что ты увидел той ночью…
- Я понял. Вы встречаетесь, – оборвал на полуслове Чунхон, сжимая руки в кулаки. Ёнгук в ответ только прыснул, прикрывая рот ладонью, что ещё больше взбесило младшего.
- Не вижу ничего смешного! – гневно гаркнул Чунхон, краснея, как рак. Он резко развернулся и направился к выходу, но горячие нежные пальцы брата сомкнулись на его запястье и потянули к кровати. Не ожидав такого, Чунхон плюхнулся в объятья Ёнгука и на мгновение замер, удивлённо распахнув глаза.
- Дурачок, - сквозь тихий смех, прошептал ему на ухо Ёнгук, обнимая крепче.
- Да пошёл ты! - рявкнул Чунхон, пытаясь вырваться из цепких объятий, но, пометавшись и побив брата кулаками, понял, что это бесполезно, и оставил попытки что-либо предпринимать, расслабляясь в родных объятьях брата, в которых он всегда чувствовал себя хорошо и умиротворённо.
- Успокоился? – Чунхон несильно мотнул головой в знак согласия и положил свою щёку на плечо Ёнгука, обвив его талию своими руками и скрепив их в замок, приготовившись слушать объяснения Ёнгука.
- Не знаю, с чего ты это взял, но твои выводы меня смешат до колик в животе, - Ёнгук нежно поглаживал Чунона по спине, отчего тот чуть ли не мурлыкал, и прикоснулся своими губами к его плечу, в попытках сдержать очередной смешок. – Встречаться с Химчаном? Да такое злейшему врагу не пожелаешь, - не выдержав, хохотнул Ёнгук, получая в ответ недовольное шипение. – Мы с ним близкие друзья и иногда помогаем друг другу. Помнишь, я тебе говорил: несмотря на то, что ты кого-то безответно любишь, тебе всё равно нужно человеческое тепло и осознание того, что ты кому-то нужен? - Чунхон снова несильно кивнул головой, вспоминая тот тёплый вечер. – Химчан был именно тем человеком. Он принимал весь удар моего нелегкого характера и безответной любви на себя, лишь бы помочь мне сдержать данное самому себе обещание.
- Какое обещание? – тихо спросил Чунхон, словно боясь нарушить воцарившуюся атмосферу и где-то внутри себя облегчённо вздыхая, что Ёнгук никак не связан с Химчаном, кроме как дружбы.
- Ни при каких обстоятельствах не показывать свою любовь тому человеку, что пленил моё сердце, - спокойно ответил Ёнгук, чувствуя некий страх, что Чунхон может догадаться о его чувствах. Хотя считал это маловероятным, так как он не хотел верить в слова Химчана, вселяющие маленькую надежду на то, что чувства взаимны.
- А вдруг этот человек любит тебя, ты об это не подумал? – попытался отстраниться Чунхон, чтобы лучше видеть глаза брата, но крепкие объятья Ёнгука не дали ему это сделать, даже стали ещё сильнее, хотя, казалось бы, сильнее уже некуда. Чунхон понял, что так брату говорить куда легче, чем изливать душу, открывая при этом глаза. Ведь недаром говорят, что они зеркало души.
- Это невозможно, - выдавил Ёнгук, возобновляя поглаживания по спине и пытаясь сдержать навернувшиеся слёзы. Осталось два дня до приезда матери, а это значит, что сегодня последний день, когда они могут без каких-либо стеснений открыть друг другу душу. Потом всё станет на свои места и каждый наденет свою маску, играя предназначенную ему роль.
- Почему? – Чунхону не нравилось, каким тоном говорил Ёнгук, ему казалось, что он прощается с ним или ставит точку в этой затянувшейся истории. Ему казалось, что, проснувшись завтра, он не застанет брата рядом с собой. От мыслей, что Ёнгук может исчезнуть из его жизни, Чунхон сильнее обнял его, грозясь задушить и сам задохнуться, уложил на кровать, скатившись на бок, но не расцепив объятий, и уткнулся ему в плечо.
- Потому что у этого человека светлое будущее, и мне не хочется осквернять и рушить его своей любовью. И тем более, зачем ему такой старик, как я, который не может позаботиться ни о себе, ни о нём. Из-за меня у него появилось много проблем, частые перепады настроения, потеря покоя. И когда-то, давно, он высказался, что будет безумно рад, если я обзаведусь семьёй и детьми, - вспоминая тот тёплый вечер перед отъездом, когда он с Чунхоном гуляли по парку, любуясь ночным городом. В тот момент Ёнгук был счастлив и несчастлив одновременно, именно в тот момент, сам не зная, почему, он пообещал себе никогда не раскрывать своих чувств перед этим мальчишкой. От нахлынувших воспоминаний к глазам подступили слёзы, и одна слезинка, полная горечи и отчаяния, скатилась по виску, скрываясь в растрёпанных волосах.
Звенящая тишина повисла в комнате, нарушаемая тихим тиканьем часов. Ёнгук задумчиво вырисовывал на плече младшего замысловатые узоры, а когда очнулся от своих дум, заметил, что Чунхон погрузился в сон, пуская слюни на его футболку. В его уголках глаз стояли солёные капельки слёз, красиво блестя в тусклом свете светильника. Ёнгук аккуратно указательным пальцем вытер их, поправив белую чёлку, освободился из его цепких объятий, заботливо накрыл одеялом и вышел из комнаты, надев на себя маску любящего хёна и задвинув ноющую боль и вырывающуюся любовь в укромные уголки подсознания. Осталось потерпеть всего лишь два дня, потом будет легче, обманывал себя Ёнгук, в глубине души понимая, что легче уже никогда не будет.
• 12 главаКогда звук закрывшейся двери растворился в воздухе, Чунхон медленно открыл глаза, в которых стояли подступившие слёзы отчаяния и осознания того, что для хёна он всегда останется младшим милым братом. За блеском невыплаканных слёз скрывались пустота и потерянность, из-за которой Чунхон ничего не чувствовал. Он просто лежал в кровати, укутанный одеялом, которое должно было дарить привычное тепло, но сейчас играло роль удавки, сжимающей всё тело, переламывающей рёбра и уничтожающей сердце. Слова Ёнгука звоном колокольни раздавались в голове, вызывая боль в висках. Брат любит, сильно и преданно. Он жертвует своим счастьем, которое мог бы обрести рядом с любимым человеком, если бы захотел. Закрывает глаза на любовь, что пленила его сердце, не думает о себе. Чунхон бы душу продал, чтобы оказаться на месте того человека, непонимающего счастливчика, которого любит хён. Слеза отчаянья одиноко скатилась на переносицу, на секунду задержалась, поблёскивая в тусклом свете, и упала на подушку, оставляя после себя маленькое мокрое пятнышко.
За тихими прерывистыми всхлипами до помутневшего сознания Чунхона донеслась неприятная трель стационарного телефона, которую, видимо, никто не хотел прерывать. Он нехотя приподнялся с кровати, отбрасывая одеяло в сторону, и, осознав, что кроме футболки и влажного полотенца, что несильно прикрывало бёдра, на нём ничего нет, стянул со стула висевшие домашние шорты и надел их. Трель телефона не прекращалась, а Ёнгук, видимо, не собирался отвечать. Недовольно потрепав взлохмаченные волосы и прочистив горло, Чунхон потянулся к телефону, но стоило подушечкам пальцев соприкоснуться с холодной пластмассой, как трель прервалась, а красная лампочка, оповещающая свободна линия или нет, загорелась. Странное чувство любопытства мгновенно вспыхнуло при виде этой лампочки, словно в пламя подлили бензина. Чунхону до безумия хотелось узнать, кто звонил, зачем. Почему-то он думал, что это звонил тот «счастливчик», чтобы признаться в любви Ёнгуку и отобрать его у Чунхона. Мысли мгновенно разбежались, а сознание, словно по мановению волшебной палочки, отключилось, вырывая из груди все накопившиеся эмоции. Чунхон не знал, что делает, он просто снял трубку и поднёс к уху, с невообразимой силой сжимая её, так, что рука начала неметь.
- Я же сказал, мы закрыли эту тему, - раздался недовольный и уставший голос Ёнгука. Казалось, ему невыносимо было в очередной раз затрагивать «эту тему». Чунхон облегчённо закатил глаза и мысленно поблагодарил небеса за то, что хён не услышал характерного щелчка, который всегда оповещал о «лишних ушах».
- Я твой друг и не могу смотреть, как ты гробишь счастье собственной дуростью, - голос Химчана был серьёзным, с нотками недовольства и злости. – Ты должен признаться ему, осталось всего ничего!
Чунхон облокотился спиной о стену не в силах стоять самостоятельно и скатился вниз, поджав ноги к груди. Он понимал, что подслушивать нехорошо, но ничего не мог сделать с любопытством, что пламенем горело где-то глубоко внутри и отключало разум. Он прикрыл трубку ладонью, в страхе выдать своё нервное учащённое дыхание, и вслушался в голоса, что доносились из трубки, ловя каждое оброненное слово.
- Не говори глупости. Я не эгоист, чтобы ради своего счастья рушить счастье Чунхона, - раздражённо выпалил Ёнгук, а Чунхон, услышав своё имя, весь напрягся, прижимая трубку ещё сильнее. Боль отдалась в ухе, но он её не замечал, а полностью сконцентрировался на голосе брата, боясь пропустить малейший звук. – Будь на его месте какой-нибудь другой парень, я, не задумываясь, начал бы действовать и признался бы ему. Но Чунхон мой младший брат…
- Звучит неубедительно, - перебил Химчан, провоцируя друга. – Ты просто боишься, что он тебя отвергнет и ты потеряешь всё то немногое, что имеешь сейчас. Но пойми, даже не признавшись, ты всё это потеряешь через какие-то сутки…
- А если признаюсь, то ничего не изменится, - иронично хмыкнул Ёнгук.
Как бы Чунхон ни пытался вникнуть в смысл их словесной перебранки, он всё равно не мог понять, в чём должен признаться ему Ёнгук и почему у брата непоколебимая уверенность в том, что он отреагирует так плохо, что не захочет его видеть. Уставший от перепадов настроения мозг не желал воссоздавать полноценную картинку из поступающих деталей-подсказок. Всё в голове смешалось, а мысли роились, как пчёлы в потревоженном улье. В очередной раз потрепав волосы, показывая своё отчаянье, Чунхон прикрыл глаза ладонью, оперевшись локтём о коленки, и попытался снова уловить суть разговора.
- Нет, - категорично ответил Химчан. – Ты даже ещё не попробовал, а уже уверен в плачевном исходе, - он замолчал, в ожидании ответа, но Ёнгук не собирался отвечать. Тишину, что повисла в трубке, нарушало лишь чьё-то тяжёлое глубокое дыхание. Хотя Чунхон не мог ответить точно, на самом деле это так или это его собственное дыхание.
- Просто скажи Чунхону, что любишь его, и не мучайся, - от вымученного приглушённого голоса Химчана Чунхон резко убрал руку с лица и удивлённо распахнул глаза, не веря услышанному. Ёнгук любит его. Его. Не того недогадливого счастливчика, а его. Казалось, рука налилась свинцом, и Чунхон медленно опустил трубку на пол, не желая дальше подслушивать разговор. Всё, что нужно, он уже услышал, а остальное не важно. Оставив трубку на полу, он, словно в густом сером тумане, добрёл до кровати и плюхнулся на неё. Не отдавая себе отчёта, Чунхон рукой отыскал край одеяла и натянул на себя, с головой утопая под ним. В голове звенели слова Химчана, а сердце учащённо стучало о грудную клетку, словно в предсмертных конвульсиях. Хён любит его. Эта мысль была до такой степени нереальна, как и существование НЛО, в которых Чунхон не верил ни на йоту. Он чувствовал себя, словно ему сообщили о том, что Санта Клаус существует, но маленькое дребезжащее чувство неверия и розыгрыша не позволяло уверовать в этот факт на все сто процентов.
Не замечая времени, впав в некое подобие нирваны, Чунхон не услышал, как дверь в его комнату скрипнула, а кровать несильно прогнулась под новым грузом. Только когда лёгкое прикосновение, похожее на поглаживание, прошлось по спине, Чунхон осознал, что находится в комнате не один. Ему потребовалась невероятная сила воли, чтобы удержать себя от желания накинуться на брата и заключить его в крепкие объятья, тем самым шокировав его. Не высовывая головы из-под одеяла, оставляя только белую выглядывающую макушку, он с замиранием сердца задержал дыхание, боясь пошевелиться и выдать себя с головой. Он ждал. Ждал, когда же Ёнгук оттянет одеяло, разбудит его и признается в любви, закрепив слова поцелуем. Но время тянулось, превращаясь в секунды в минуты, а минуты в вечность, но Ёнгук так и не оттянул одеяло, он просто поглаживал его по спине и о чём-то думал. Становилось невыносимо жарко, воздуха было всё мало. Некое чувство разочарования закралось в сердце, словно подарок, который ты так долго ждал на Рождество, на самом деле не то, что ты хотел. Чунхон почувствовал, как кровать снова начала прогибаться, и моментально понял, что никакого признания в любви не будет, а хён собирается уходить. Испугавшись, что сейчас он упустит что-то важное, он вынырнул из-под одеяла, облегчённо и жадно вдыхая свежий прохладный воздух, и схватил за запястье Ёнгука, до боли сжимая его.
- Хён, - между глубокими вздохами, словно после олимпийского марафона, выдохнул Чунхон, не поднимая головы и не решаясь посмотреть в лицо брата. Ёнгук непонимающе посмотрел на сцепленные на запястье красивые пальцы и с тоской перевёл взгляд на сидящего на кровати Чунхона. Тепло и энергия, которые дарило прикосновение брата, приятно согревали душу.
- Останься со мной, пожалуйста, - выровняв дыхание, попросил Чунхон, убирая руку с запястья и отодвигаясь подальше, освобождая место для брата.
Ёнгук, не думая, лёг рядом с Чунхоном, отодвинув одеяло в ноги. Он с необъятной нежностью и теплотой наблюдал, как Чунхон улёгся рядом, собственнически обняв его за талию, и уткнулся носом в грудь, скрывая своё лицо. Через ткань футболки чувствовалось горячее дыхание младшего, вызывающее приятные мурашки.
- Хён, - снова произнёс Чунхон, обращая на себя внимание Ёнгука. – Мне кое-что нужно тебе сказать, обещай, что выслушаешь до конца и не перебьёшь. И смотри, дважды повторять не буду.
- Обещаю, - тихо прошептал Ёнгук, чуть ли не мурлыча от того, как пухлые губы Чунхона соприкасались с тканью футболки, приятно щекоча кожу.
В комнате повисла звенящая тишина, такая бывает, когда надвигается какая-то буря. Она слишком спокойная, слишком тихая, слишком угрожающая. Чунхон мысленно досчитал до десяти, собирая всю свою волю и мужество в кулак, судорожно сжал футболку, так, что кончики пальцев побелели, и на одном выдохе произнёс:
- Я люблю тебя, хён!
- Что? – не веря тому, что услышал, Ёнгук подмял под себя Чунхона, упираясь локтём возле его головы, а второй рукой держа за талию, и с неверием посмотрел в карие смущённые глаза. – Что ты сказал?
- Хён, - смутившись такой реакции, Чунхон натянул ворот футболки до кончика носа, не задумываясь о том, что тем самым оголил живот, и с тихим возмущением произнёс:
- Я же говорил не перебивать!
- Повтори, что ты только что сказал? – в его глазах плескалось неверие и удивление с еле заметными огоньками счастья. Ёнгук не мог поверить, что это реальность. Такого счастья и поворота он не ожидал, слишком нереально.
- Я же сказал, что дважды повторять не буду! – набираясь уверенности и получая удовольствие от реакции брата, смелее произнёс Чунхон, отодвигаясь и садясь перед ним в позе лотоса, сымитировал некое подобия обиды, забавно надув губы. – Чем ты меня слушал, хён!
- Ладно, - сдался Ёнгук, понимая, что так он ничего не добьётся. Удобно устроившись перед младшим, он немного подумал и с вызовом бросил:
- Тогда докажи, что это не сон, – и, заметив попытку Чунхона возразить, довольно добавил: - Про это ты ничего не говорил!
- Хочешь доказательств, - включив свой шарм и детскую милость, игриво прошептал Чунхон. Он несильно подался к Ёнгуку, который в предвкушении кончиком языка облизнул губы, что не ускользнуло от младшего, и прикрыл глаза. Старший ожидал невинный робкий поцелуй на своих губах в знак подтверждения слов, но на деле его ждало приятное разочарование. Чунхон слегка ущипнул его за руку, чуть выше локтя, и довольно улыбнулся.
- Ну что, убедился в правдивости происходящего? – в глазах играло озорство.
- Ах, ты, проказник, - погладив руку, Ёнгук повалил брата на кровать, накрывая его собой, и залился счастливым смехом. Это реальность, а не сон. И сейчас его малыш-проказник лежит под ним и заливается довольным, на грани счастливой истерики, смехом.
Отсмеявшись, тяжело дыша, Ёнгук пристально посмотрел в глаза Чунхона, видя в них огоньки восхищения и счастья. Чунхон с замиранием сердца перевёл свой взгляд на пухлые манящие губы брата и невольно сглотнул, чувствуя возрастающее предвкушение и маленький, где-то в самой глубине подсознания, страх.
Ёнгук почувствовал, как тоненькие руки Чунхона обвили его талию, с некой собственнической замашкой, и крепко обняли. Их лица были очень близки, так близки, что спокойное глубокое дыхание смешивалось, опаляя кожу друг друга; так близки, что Ёнгук мог рассмотреть каждый миллиметр его кожи, не упуская ни одной мельчайшей детали; так близки, что можно было рассмотреть каждую чёрную крапинку на радужке Чунхона.
Ёнгук неуверенно, с некой робостью, словно боясь, что сейчас кто-то щёлкнет пальцами, и всё выключится, вырывая его из этого рая, прикоснулся к губам Чунхона, чувствуя их тепло и солоноватый вкус. Он медленно провёл языком по верхней губе и углубил поцелуй. Волна дрожи накрыла Ёнгука, когда Чунхон ответил ему, а их языки соприкоснулись в безумном танце. Рука Ёнгука под футболкой ласково поглаживала бок Чунхона, вызывая приятные ощущения во всём теле.
Чунхон с чувством отвечал на поцелуй, не расцепляя крепких объятий, с головой уходя в омут чувств и ощущений, не веря в происходящее. Ему до безумия хотелось, чтобы поцелуй длился вечность, хотелось зайти дальше, узнать Ёнгука больше, переступить ту смытую границу, но в то же время он боялся. Для него всё было в новинку. Он даже с девушкой-то ни разу не целовался, а тут с парнем, тем более, с братом. И, несмотря на желание перейти границу, в груди теплился некий страх нарушить её. Но боясь дать отпор брату, что ласкал его живот ладонью и несильно давил на возбуждающийся член коленом, он продолжал отвечать.
- Чунхон~а, - томно прошептал Ёнгук, нехотя отрываясь от желанных губ младшего. Чунхон расфокусированным взглядом посмотрел на брата, чувствуя себя вырванным из океана чувств и ощущений.
- Думаю, нам стоит остановиться, - пояснил Ёнгук, любуясь разомлевшим Чунхоном, на лице которого играл лёгкий румянец, а опухшие покрасневшие губы так и манили, чтобы в них снова впились страстным поцелуем.
Чунхон понимал по растрёпанным волосам Ёнгука, взгляду, подёрнутому дымкой желания и возбуждения, тяжёлому дыханию, как тяжело далось брату это нелёгкое решение, но был благодарен за это. Он хочет продолжения, но ещё не готов зайти дальше. Страх перед неизвестностью и неопытностью слишком велик. Чунхон легонько кивает головой, чувствуя возбуждение брата на себе, и, чтобы скрасить чувство неловкости и вины, в шутку произнёс:
- Думаю, ты прав, не хватало мне, чтобы тебя в тюрьму за совращение малолетних посадили.
Ёнгук слегка улыбнулся уголками губ от попытки пошутить и скатился на бок, загребая в свои объятья Чунхона.
- Ага, нам стоит подождать, пока ты школу закончишь, - проведя кончиком носа за ухом, негромко произнёс он.
Чунхон невольно повёл плечами, чувствуя по телу странные мурашки, которые нельзя назвать приятными, но и неприятными - тоже. Он довольно улыбнулся, прижимаясь к груди брата, и уткнулся в ключицы.
- А почему не до совершеннолетия? – касается губами горячей кожи брата, понимая, что тому безумно приятно. Чунхон даже в мыслях не подозревал, что дразнит Ёнгука, но ему безумно нравилось то, как он реагировал.
- Хочешь подождать до совершеннолетия? – блаженно прикрыв глаза, промурлыкал Ёнгук, чувствуя приятную расслабленность, приглушающую возбуждение, что пробегалось по всему телу и концентрировалось где-то внизу живота.
Чунхон лишь несильно фыркнул и робко поцеловал шею, борясь с неуверенностью и смущением, что сковало всё тело.
Они лежали на кровати, разговаривая обо всём на свете. Никто из них ещё не помнил, чтобы они так много говорили, так много, что языки грозились опухнуть. Но между паузами, что мимолётно проскакивали в их речах, отвлекались на поцелуи или ласки, восполняя все то, что они упустили. Казалось, месяц потерян из-за страхов и глупостей, но они не жалели об этом, потому что были преисполнены тем, что происходило в данный момент. И, может быть, у них нет будущего, но пока они любят, это их не волнует, главное, что они теперь вместе. Ближе, чем кажется.
Под утро, когда природа медленно сбрасывала ночное одеяло, Чунхон заснул на плече брата, не выпуская его из крепких объятий, словно боясь, что Ёнгук может исчезнуть. Но Ёнгук не собирался уходить, не сейчас, когда он приобрёл то, что так давно желал. Он ногой подцепил край одеяла, подтянув его к себе, счастливо улыбнулся и, поцеловав Чунхона в лоб, накрыл их обоих. Остались всего лишь какие-то сутки до отъезда Ёнгука, но этого достаточно, чтобы испытать счастье в полной мере.
Персонажи: Ёнгук/Джело, Химчан, Чоноп
Описание:
Два года Джело не виделся с Ёнгуком. И вот его долгожданный обожаемый брат приезжает помочь матери. Они семья и всегда должны поддерживать друг другу. Даже если эта поддержка заключается в том, чтобы пронянчиться с младшим братом месяц, пока мать будет в командировке. Но кто же знал, что этот месяц может многое изменить в жизни братьев. Ведь для любви нет ограничивающих рамок, трендов и общественного мнения.
От себя:
Из-за того, что в дайри ограничено количество слов, завела уже третий пост для фика. Не думала, что это будет возможно, ведь я давно пытаюсь поставить точку в этой истории, но пока что плохо получается. Теперь все новые последующие главы будут появляться здесь. Естественно запись будет подниматься по мере обновления.
Содержание:
• 1-5 главыmini-world.diary.ru/p181723778.htm
• 6-9 главыmini-world.diary.ru/p181724056.htm
• 10 главаПоследней каплей, переполнившей чашу терпения Ёнгука, был Ёндже, что навязался в его общество, несмотря на грубые и жёсткие отказы. Поведение парня просто кричало о том, чтобы это обычное, ничем не примечательное тело взяли, грубо и жестоко. Ёнгук в большей мере старался игнорировать источник раздражения, пристально следя за развязным поведением Чунхона и сгорая от ревности и злости, удивляясь себе, как ещё не сорвался. Когда он почувствовал, как шаловливые пальчики скользнули по внутренней стороне бедра и остановились возле ширинки штанов, он не выдержал:
- Да отвали ты уже, - и, оторвавшись от соблазняющего всех и вся Чунхона, грубо сжал руки Ёндже выше локтя и с яростью посмотрел ему в глаза. – Сказал же, заношенным тряпьём не пользуюсь.
В этот раз, видимо, его слова подействовали, так как парень недовольно скривился и резко убрал руки с члена Ёнгука. В голове Ёндже зародился план мщения за то, что он терпел на протяжении долгого времени грубость и игнорирование. Он не мог не заметить, несмотря на своё нетрезвое состояние, каким взглядом парень пожирал Чунхона, стоило тому прильнуть к кому-нибудь или сделать что-то из ряда соблазняющего и сексуального.
- Как хочешь, - скривив губы в самодовольной лукавой улыбке, ответил Ёндже и скрылся в толпе танцующих, воплощая задуманное в действительное.
Чунхон потерялся во времени, выпал из реального мира, открыв для себя нечто удивительное и дурманящее. Он точно не помнил, когда и как согласился на эту афёру, но с большим удовольствием смешал один квадратик ЛСД со стопкой соджу, поверив в то, что все его проблемы улетучатся и он обретёт поистине умопомрачительное наслаждение. И тот, кто это сказал, был абсолютно прав. Сердцебиение усилилось, отдаваясь где-то в затылке и гоняя пропитанную алкоголем кровь по венам, насыщаясь кислородом от учащённого дыхания. Разум смело в подноготную, оставляя после себя только серый густой туман, в голове раздавались лишь громкие биты музыки и неразборчивые голоса окружающих, а всё вокруг играло в различных спектрах цветов. Чунхону было наплевать на рамки приличия, парень разрешая себе то, о чём в трезвом состоянии даже думать себе не позволял. Он прижимался к липким разгорячённым телам, разрешая себя лапать за всевозможные места, и сам не упускал случая сделать то же самое в ответ, в глубине души желая найти то тепло и умиротворение, что дарил ему брат. Но чем чаще он чувствовал сильные руки на своей талии или попе, тем более отчаянно ощущал, что это всё неправильно, не то. Вот только туман в голове и адреналин в крови не давали ему остановиться, а катили вниз, в самую густоту холодной бездны.
- Здравствуй, котик, - тихий, сочащийся сексом голос раздался возле уха Чунхона, горячим дыханием опаляя его вспотевшую кожу. По телу Чунхона пробежались приятные мурашки, отчего он повёл плечами и прильнул к широкой накаченной груди. Уткнувшись в шею парня, которого даже не пытался узнать, он почувствовал, как вокруг его талии обвились сильные накаченные руки, подушечками пальцев поглаживая живот.
- Не хочешь уединиться? – снова промурлыкал парень, не дожидаясь ответа ведя Чунхона в спальню. Блондин лишь закрыл глаза, повиснув на шее похитителя, и что-то невнятно промычал. Слабость и сонливость неожиданно обрушились на его плечи, а тело налилось свинцом, не желая слушаться. Кого именно, не понятно, так как мозг уже давно был в спящем режиме.
Таинственный парень положил обмякшее тело Чунхона на кровать и навис над ним, голодным взглядом пожирая беззащитного парнишку. Блондинистые волосы растрепались по подушке, а пухленький ротик был слегка приоткрыт, соблазняя своей невинностью. Футболка Чунхона задралась, оголяя плоский, несильно накаченный живот и красную резинку боксёров. Парень с предвкушением опробовать аппетитную жертву облизал губы, хищно улыбнувшись, провёл холодными пальцами по груди Чунхона, спустился к животу, обведя пупок, и остановился на резинке боксёров.
- Раз твой брат не дал, то я опробую тебя, - слабый, словно издалека, голос раздался возле уха блондина. Ёндже схватил лицо Чунхона, с силой сжимая щёки, и впился в его губы, настойчиво толкаясь языком. Он несильно сжал возбуждённый член Чунхона, отчего тот слабо простонал ему в рот, и коленом раздвинул его ноги, начиная потихоньку заводиться.
Чунхон чувствовал, как кто-то с грубостью терзал его губы, лаская член через ткань джинс. Ему безумно хотелось оттолкнуть незнакомца, но сил не было даже открыть глаза, не то чтобы сопротивляться. В голове стали мелькать воспоминания о Ёнгуке, его тепле, улыбке, голосе, смехе, словно Чунхон прощался с братом. Он чувствовал себя грязным, осквернённым и омерзительным, но продолжал отвечать на настойчивые поцелуи, что покрывали его шею, грудь, живот. Даже когда Ёндже запустил свою холодную руку в трусы, Чунхон не смог оттолкнуть парня. Он просто лежал, широко раздвинув ноги, и учащённо дышал, слыша собственные тихие стоны, от которых было противно и омерзительно. С каждым прикосновением внутри что-то обрывалось и исчезало в пустоте, заставляя Чунхона мучиться в смертных муках. Он не хотел до такого дойти, не хотел переступить грань дозволенного. Не хотел.
Стоило Ёнгуку на секунду отвлечься на Чонопа, который решил представить ему свою таинственную девушку, о которой он рассказал, желая получить одобрение и проверить свою теорию о натуральности хёна, как Чунхон тут же испарился. Странное предчувствие чего-то плохого цепкими клешнями схватило его за горло, перекрывая доступ к кислороду. Паника и страх за брата охватили его, заставляя метаться по пентхаусу, вглядываясь в незнакомые пьяные лица и заглядывая в закрытые комнаты с надеждой и страхом увидеть в них Чунхона - изнасилованным, побитым или убитыми. От собственных мыслей Ёнгуку становилось плохо, воображение рисовало омерзительные, разрывающие душу образы. Он прекрасно знал, что Чунхон всегда был слабее, чем казалось на первый взгляд, и всегда попадал в какие-нибудь передряги. Да и понаблюдав за здешним сборищем, он был уверен, что такому соблазнительному ребёнку не место среди похотливых акул.
Проверив весь первый и второй этажи, Ёнгук завернул за угол и увидел одну единственную дверь, которую сначала не заметил. Из-за тусклого освещения и тёмного цвета обоев, что почти сливались с цветом дверей, её было трудно разглядеть. Глубоко вздохнув, Ёнгук подошёл к двери и положил ладонь на ручку, всеми фибрами души надеясь, что Чунхон в этой единственной непроверенной комнате и с ним всё в порядке. Он до последнего надеялся, что брат просто завалился где-нибудь спать, подальше от шума. Но все надежды разрушились в один момент, а страхи воплотились в реальность.
Открыв дверь, Ёнгук увидел нелицеприятную картину, от которой кровь прилила к голове, а ярость затуманила весь разум. Ёндже, в одной рубашке и с растрёпанными волосами, устроился между ног Чунхона и подставил свою головку члена к его анусу.
- Думаю, там ещё никто не был, - самодовольно и тяжело дыша, произнёс Ёндже, прикусив нижнюю губу Чунхона и несильно потянув её.
- И никогда не будет! – гаркнул Ёнгук, отбрасывая Ёндже в сторону. Парень от неожиданности даже не успел понять, что произошло, и поэтому, не среагировав, сильно ударился затылком о стену. Ёнгук подлетел к нему и с невообразимой силой стал его бить, удар за ударом, пока гнев и ярость били ключом. Когда первая волна злости прошла, он грубо схватил за лакированные волосы Ёндже и оттянул назад так, чтобы видеть его окровавленное лицо.
- В следующий раз, живым не останешься. Понял? – прошипел он сквозь зубы, видя, как парень медленно теряет сознание, а его тело обмякает. Он выпустил волосы Ёндже, и парень шлёпнулся на пол.
Вытерев костяшки рук от крови, своей и парня, Ёнгук осторожно стянул из-под забывшегося Чунхона покрывало и уголком ткани прикрыл его наготу, мысленно коря себя за невнимательность. Он чувствовал вину за то, что произошло. И гнев. Больше не на того парня, что ничком лежал на полу с голой задницей, а на себя. Если бы он был посильнее, то схватил бы Чунхона в охапку и удрал бы из этого места куда подальше, но этого он не сделал, не доглядел, не понял. В голове крутились "если бы да кабы", но, понимая, что самобичеванием прошлого не вернуть, Ёнгук собрал разбросанные вещи младшего, аккуратно их оправляя, и сел на край кровати, невольно любуясь слабым Чунхоном с закрытыми глазами, опухшими покрасневшими губами, разметавшимися и слипшимися от пота волосами и умиротворённым дыханием. Он походил на спящего ангела, сошедшего с небес.
- Прости меня, - Ёнгук заботливо и с любовью кончиками пальцев убрал чёлку с глаз брата и нежно провёл по щеке, останавливаясь на подбородке. На секунду задумался, разрываясь между чувствами, что бурлили в его душе, и нагнулся к нему, прикрыв глаза. Соприкосновение с нежными горячими губами вызвало по телу приятные мурашки и острую боль в сердце, вызывая в голове ассоциацию с морозной свежестью в солнечное утро, когда не холодно, но и не тепло. Ему хотелось углубить поцелуй, получить ответ, вылить накопившуюся любовь, что вырывалась наружу, но вместо этого он на три секунды задержался на губах Чунхона, словно извиняясь и прощаясь одновременно, и отстранился. В глазах стояли слёзы, а сердце с невыносимой болью пропускало удары.
- Хён… - с глубоким умиротворённым выдохом слетело с губ Чунхона.
• 11 главаТепло - первое, что чувствует Чунхон, когда постепенно выбирается из объятий сновидений. Ещё он чувствует накаченные руки на своей талии, которые, несмотря на свою силу, обнимают его с такой нежностью и заботой. Ему не хочется просыпаться, возвращаться в холодную жестокую реальность, а хочется остаться в этой полудрёме, когда умиротворение и искажение окружающего мира твои друзья. Но организм играет против него, неприятно напоминая о себе. Голова гудела, отдаваясь болью в висках, а во рту была неприятная кислая слюна, вызывавшая рвотные позывы. За всеми последствиями отходника до Чунхона, наконец-таки, дошло, что он лежит с каким-то человеком, а возбуждённый член, что упирался в его попу, свидетельствовал о том, что этот человек – мужчина.
Чунхон нервно сглотнул скопившуюся слюну и недовольно поморщился от её вкуса. Он осторожно, чтобы не разбудить незнакомца, проверил рукой, на месте ли нижнее бельё, и, нащупав на бёдрах резинку родных боксеров, облегчёно вздохнул. Так громко, что от неожиданности прикрыл ладонью рот, в страхе разбудить мужчину, что обнимал его со спины. Он сильно зажмурился, когда тело рядом с ним зашевелилось, а руки притянули его ещё ближе к накаченной груди. Чунхон ещё больше ощутил возбуждённый член у себя на попе, отчего лёгкий румянец смущения окрасил его щёки.
- Давай ещё так немножко полежим, хорошо? – охрипший после сна голос Ёнгука раздался возле уха Чунхона, щекоча мочку уха пухлыми горячими губами. Дыхание перехватило, а по телу пробежался рой мурашек, концентрируясь где-то внизу живота.
Чунхон облегчённо выдохнул, расслабляясь в родных тёплых объятьях, и удобно устроился на подушке, пытаясь вспомнить, что вчера произошло и как он оказался в одной кровати с братом, благо, что в нижнем белье. Хотя, признаваясь самому себе, ему было бы куда приятней проснуться в его объятьях после бурной ночи. Пытаясь заставить работать уставший больной мозг, он нахмурился, отчего на переносице между бровей легла маленькая морщинка, и попытался вызвать воспоминания в голове. Всё было в тумане, с обрывками и искажениями, словно антенна не может поймать нужную частоту и передать на экран картинку в хорошем качестве. Воспоминания начинали барахлить на третьей стопке соджу, постепенно с каждым разом ухудшаясь, а под конец вообще принося одну пустоту. Единственное, что он помнил, так это то, что какой-то незнакомец предложил ему уединиться. Это воспоминание и голос так ярко вспыхнули в голове, как свет фар в тёмную ночь, что Чунхон в страхе открыл глаза и невольно сжался. Кровь стыла в жилах, а тело пробрала мелкая дрожь. Боясь вспоминать остальное, как маленький ребёнок боится бабайку под кроватью, Чунхон сильнее прижался к Ёнгуку и накрыл его руку своей, желая сейчас, чтобы его утешили и сказали, что это кошмар, больная фантазия и ничего из того, что он вспомнил, не было, что всё хорошо.
- Что-то случилось? – Ёнгук опёрся о подушку, согнув руку в локте, и пристально всмотрелся в лицо брата, не убирая вторую ладонь с его чуть накаченного животика.
- Ничего, - голос подвёл Чунхона, выдавая его с головой. Он со страхом и беспокойством глянул в карие добрые глаза Ёнгука и натянул до подбородка одеяло, пытаясь скрыть своё смущение и потерянность.
- Не бойся ты, - неправильно поняв брата, Ёнгук откинулся на спину, отодвинувшись от Чунхона, и долгим задумчивым взглядом уставился в потолок. – Не было между нами ничего, - и чтобы объяснить странное пробуждение, механическим голосом продолжил:
- Ты вчера изрядно надрался, так что там же и отключился. Я привёз тебя домой, дотащив твою бесчувственную алкогольную тушку до спальни. И так как ты раньше не был против совместного сна, я решил остаться с тобой, - думая и даже в глубине души надеясь, что Чунхон ничего не помнит о прошлой ночи, приврал Ёнгук. На самом же деле ему было куда спокойнее, чувствуя близость брата и осознавая, что с ним всё в порядке.
От того, что брат отстранился от него, заняв вторую половину кровати, Чунхон почувствовал себя брошенным. Он физически ощущал одиночество, что тут же заменило приятное тепло колющим холодом. Ему не хватило решимости нащупать под скомканным одеялом руку брата и сжать её, показать, как сильно нуждается в нём. Они около получаса лежали молча на кровати, каждый думая о своём, чувствуя, как расстояние в несколько сантиметров между ними на самом деле было большим и непреодолимым.
- Думаю, стоит позвонить Чонопу и узнать, как он, - первым нарушил тишину Ёнгук, поднимаясь с кровати. Чунхон с нежностью и лёгкой грустью рассматривал его и тут заметил побитые костяшки, покрытые засохшей кровью.
- Хён, что это? – в ужасе спросил Чунхон, в считанные секунды подлетая к брату и беря за руки, аккуратно проводя большими пальцами по ссадинам. – Больно?
- Ничего особенного, - незаметно поморщился от боли Ёнгук, осторожно высвободив свои ладони из рук Чунхона и спрятав их за спину. – Ты лучше иди душ принимай, а то пахнешь не очень, - и, потрепав Чунхона по голове, начесав чёлку на лицо, вышел из спальни, оставляя блондина в озадаченном положении. Чунхону ещё больше захотелось узнать, что же произошло прошлой ночью.
Приятная прохладная вода обдала измученное тело Чунхона покалывающими иголочками, приносящими облегчение. От шума воды и расслабленности, растекающейся по всему телу, мысли медленно приходили в порядок, а мигрень постепенно утихала. Казалось, он приходил в норму, но неожиданное воспоминание разрядом тока ударило подсознание, вызывая боль где-то глубоко внутри. «Прости меня!» - слова Ёнгука яркой кричащей афишей высветились на внутренней стороне века, отчего ноги Чунхона подкосились. Он не понимал, явь это или сон, но голос брата и тепло его губ были такими реальными, что он невольно дотронулся до своих губ, ощущая на них всё ещё не исчезнувший вкус. От этих странных оборванных воспоминаний, что вихрем проносились в голове, становилось дурно. Всё больше вопросов возникало у Чунхона, а любопытство, растущее из самых недр души, требовало удовлетворения.
Вернувшись через полчаса в свою комнату, Чунхон застал в ней свежего, приведённого в порядок брата. Это немало удивило его и смутило, но, не подавая вида, он демонстративно прошёлся в одном полотенце, что грозилось слететь с бёдер, через всё комнату и открыл шкаф.
- О чём хочешь поговорить? – без каких-либо вводных слов спросил Чунхон, сам собираясь расспросить брата о вечеринке. И, может быть, о поцелуе, если, конечно, определится с тем, явь это или больная алкогольная фантазия. Ему не хотелось выглядеть дураком, если это окажется неправдой.
- Какой ты проницательный, - вскинув бровью, отозвался Ёнгук, любуясь телом Чунхона, по которому стекали капельки воды. Ему хотелось вылизать каждый сантиметр этого тела, пометить его, чтобы никто больше не смел посягать на его Чунхона. Он горько улыбнулся своим мыслям, отмечая тот факт, что Чунхон никогда не будет его.
- Какой есть, - буркнул Чунхон, придерживая одной рукой полотенце, а второй ища подходящую домашнюю футболку.
- Я звонил Химчану, - невзначай бросил Ёнгук, пытаясь поймать Чунхона в ловушку, чтобы тот сам раскололся. Он несильно поддался вперёд, пытаясь уловить хоть какую-то заминку в действиях младшего. И эта заминка не заставила себя долго ждать, удовлетворяя мысли Ёнгука.
Чунхон напрягся, секунду поколебавшись, а рука на мгновение замерла в нескольких сантиметрах от найденной футболки. Все волнующие мысли о том, что же произошло ночью, мигом улетучились, а на их место пришли другие, не менее занимательные и горькие. Он мысленно посчитал до десяти, глубоко вздохнул, собрав всё своё самообладание в кулак, и с сарказмом спросил:
- А разве не Чонопу ты собирался звонить?
- Сам начнёшь, или мне из тебя клешнями вытягивать? – облокотившись о спинку кровати и скрестив руки на груди, проигнорировал сарказм младшего Ёнгук.
- Зачем начинать, если Химчан тебе всё рассказал, - огрызнулся Чунхон, натягивая футболку. Держать себя в руках не получалось, раздражение и злость вырывались наружу.
- Я хочу услышать от тебя версию того, что ты увидел той ночью…
- Я понял. Вы встречаетесь, – оборвал на полуслове Чунхон, сжимая руки в кулаки. Ёнгук в ответ только прыснул, прикрывая рот ладонью, что ещё больше взбесило младшего.
- Не вижу ничего смешного! – гневно гаркнул Чунхон, краснея, как рак. Он резко развернулся и направился к выходу, но горячие нежные пальцы брата сомкнулись на его запястье и потянули к кровати. Не ожидав такого, Чунхон плюхнулся в объятья Ёнгука и на мгновение замер, удивлённо распахнув глаза.
- Дурачок, - сквозь тихий смех, прошептал ему на ухо Ёнгук, обнимая крепче.
- Да пошёл ты! - рявкнул Чунхон, пытаясь вырваться из цепких объятий, но, пометавшись и побив брата кулаками, понял, что это бесполезно, и оставил попытки что-либо предпринимать, расслабляясь в родных объятьях брата, в которых он всегда чувствовал себя хорошо и умиротворённо.
- Успокоился? – Чунхон несильно мотнул головой в знак согласия и положил свою щёку на плечо Ёнгука, обвив его талию своими руками и скрепив их в замок, приготовившись слушать объяснения Ёнгука.
- Не знаю, с чего ты это взял, но твои выводы меня смешат до колик в животе, - Ёнгук нежно поглаживал Чунона по спине, отчего тот чуть ли не мурлыкал, и прикоснулся своими губами к его плечу, в попытках сдержать очередной смешок. – Встречаться с Химчаном? Да такое злейшему врагу не пожелаешь, - не выдержав, хохотнул Ёнгук, получая в ответ недовольное шипение. – Мы с ним близкие друзья и иногда помогаем друг другу. Помнишь, я тебе говорил: несмотря на то, что ты кого-то безответно любишь, тебе всё равно нужно человеческое тепло и осознание того, что ты кому-то нужен? - Чунхон снова несильно кивнул головой, вспоминая тот тёплый вечер. – Химчан был именно тем человеком. Он принимал весь удар моего нелегкого характера и безответной любви на себя, лишь бы помочь мне сдержать данное самому себе обещание.
- Какое обещание? – тихо спросил Чунхон, словно боясь нарушить воцарившуюся атмосферу и где-то внутри себя облегчённо вздыхая, что Ёнгук никак не связан с Химчаном, кроме как дружбы.
- Ни при каких обстоятельствах не показывать свою любовь тому человеку, что пленил моё сердце, - спокойно ответил Ёнгук, чувствуя некий страх, что Чунхон может догадаться о его чувствах. Хотя считал это маловероятным, так как он не хотел верить в слова Химчана, вселяющие маленькую надежду на то, что чувства взаимны.
- А вдруг этот человек любит тебя, ты об это не подумал? – попытался отстраниться Чунхон, чтобы лучше видеть глаза брата, но крепкие объятья Ёнгука не дали ему это сделать, даже стали ещё сильнее, хотя, казалось бы, сильнее уже некуда. Чунхон понял, что так брату говорить куда легче, чем изливать душу, открывая при этом глаза. Ведь недаром говорят, что они зеркало души.
- Это невозможно, - выдавил Ёнгук, возобновляя поглаживания по спине и пытаясь сдержать навернувшиеся слёзы. Осталось два дня до приезда матери, а это значит, что сегодня последний день, когда они могут без каких-либо стеснений открыть друг другу душу. Потом всё станет на свои места и каждый наденет свою маску, играя предназначенную ему роль.
- Почему? – Чунхону не нравилось, каким тоном говорил Ёнгук, ему казалось, что он прощается с ним или ставит точку в этой затянувшейся истории. Ему казалось, что, проснувшись завтра, он не застанет брата рядом с собой. От мыслей, что Ёнгук может исчезнуть из его жизни, Чунхон сильнее обнял его, грозясь задушить и сам задохнуться, уложил на кровать, скатившись на бок, но не расцепив объятий, и уткнулся ему в плечо.
- Потому что у этого человека светлое будущее, и мне не хочется осквернять и рушить его своей любовью. И тем более, зачем ему такой старик, как я, который не может позаботиться ни о себе, ни о нём. Из-за меня у него появилось много проблем, частые перепады настроения, потеря покоя. И когда-то, давно, он высказался, что будет безумно рад, если я обзаведусь семьёй и детьми, - вспоминая тот тёплый вечер перед отъездом, когда он с Чунхоном гуляли по парку, любуясь ночным городом. В тот момент Ёнгук был счастлив и несчастлив одновременно, именно в тот момент, сам не зная, почему, он пообещал себе никогда не раскрывать своих чувств перед этим мальчишкой. От нахлынувших воспоминаний к глазам подступили слёзы, и одна слезинка, полная горечи и отчаяния, скатилась по виску, скрываясь в растрёпанных волосах.
Звенящая тишина повисла в комнате, нарушаемая тихим тиканьем часов. Ёнгук задумчиво вырисовывал на плече младшего замысловатые узоры, а когда очнулся от своих дум, заметил, что Чунхон погрузился в сон, пуская слюни на его футболку. В его уголках глаз стояли солёные капельки слёз, красиво блестя в тусклом свете светильника. Ёнгук аккуратно указательным пальцем вытер их, поправив белую чёлку, освободился из его цепких объятий, заботливо накрыл одеялом и вышел из комнаты, надев на себя маску любящего хёна и задвинув ноющую боль и вырывающуюся любовь в укромные уголки подсознания. Осталось потерпеть всего лишь два дня, потом будет легче, обманывал себя Ёнгук, в глубине души понимая, что легче уже никогда не будет.
• 12 главаКогда звук закрывшейся двери растворился в воздухе, Чунхон медленно открыл глаза, в которых стояли подступившие слёзы отчаяния и осознания того, что для хёна он всегда останется младшим милым братом. За блеском невыплаканных слёз скрывались пустота и потерянность, из-за которой Чунхон ничего не чувствовал. Он просто лежал в кровати, укутанный одеялом, которое должно было дарить привычное тепло, но сейчас играло роль удавки, сжимающей всё тело, переламывающей рёбра и уничтожающей сердце. Слова Ёнгука звоном колокольни раздавались в голове, вызывая боль в висках. Брат любит, сильно и преданно. Он жертвует своим счастьем, которое мог бы обрести рядом с любимым человеком, если бы захотел. Закрывает глаза на любовь, что пленила его сердце, не думает о себе. Чунхон бы душу продал, чтобы оказаться на месте того человека, непонимающего счастливчика, которого любит хён. Слеза отчаянья одиноко скатилась на переносицу, на секунду задержалась, поблёскивая в тусклом свете, и упала на подушку, оставляя после себя маленькое мокрое пятнышко.
За тихими прерывистыми всхлипами до помутневшего сознания Чунхона донеслась неприятная трель стационарного телефона, которую, видимо, никто не хотел прерывать. Он нехотя приподнялся с кровати, отбрасывая одеяло в сторону, и, осознав, что кроме футболки и влажного полотенца, что несильно прикрывало бёдра, на нём ничего нет, стянул со стула висевшие домашние шорты и надел их. Трель телефона не прекращалась, а Ёнгук, видимо, не собирался отвечать. Недовольно потрепав взлохмаченные волосы и прочистив горло, Чунхон потянулся к телефону, но стоило подушечкам пальцев соприкоснуться с холодной пластмассой, как трель прервалась, а красная лампочка, оповещающая свободна линия или нет, загорелась. Странное чувство любопытства мгновенно вспыхнуло при виде этой лампочки, словно в пламя подлили бензина. Чунхону до безумия хотелось узнать, кто звонил, зачем. Почему-то он думал, что это звонил тот «счастливчик», чтобы признаться в любви Ёнгуку и отобрать его у Чунхона. Мысли мгновенно разбежались, а сознание, словно по мановению волшебной палочки, отключилось, вырывая из груди все накопившиеся эмоции. Чунхон не знал, что делает, он просто снял трубку и поднёс к уху, с невообразимой силой сжимая её, так, что рука начала неметь.
- Я же сказал, мы закрыли эту тему, - раздался недовольный и уставший голос Ёнгука. Казалось, ему невыносимо было в очередной раз затрагивать «эту тему». Чунхон облегчённо закатил глаза и мысленно поблагодарил небеса за то, что хён не услышал характерного щелчка, который всегда оповещал о «лишних ушах».
- Я твой друг и не могу смотреть, как ты гробишь счастье собственной дуростью, - голос Химчана был серьёзным, с нотками недовольства и злости. – Ты должен признаться ему, осталось всего ничего!
Чунхон облокотился спиной о стену не в силах стоять самостоятельно и скатился вниз, поджав ноги к груди. Он понимал, что подслушивать нехорошо, но ничего не мог сделать с любопытством, что пламенем горело где-то глубоко внутри и отключало разум. Он прикрыл трубку ладонью, в страхе выдать своё нервное учащённое дыхание, и вслушался в голоса, что доносились из трубки, ловя каждое оброненное слово.
- Не говори глупости. Я не эгоист, чтобы ради своего счастья рушить счастье Чунхона, - раздражённо выпалил Ёнгук, а Чунхон, услышав своё имя, весь напрягся, прижимая трубку ещё сильнее. Боль отдалась в ухе, но он её не замечал, а полностью сконцентрировался на голосе брата, боясь пропустить малейший звук. – Будь на его месте какой-нибудь другой парень, я, не задумываясь, начал бы действовать и признался бы ему. Но Чунхон мой младший брат…
- Звучит неубедительно, - перебил Химчан, провоцируя друга. – Ты просто боишься, что он тебя отвергнет и ты потеряешь всё то немногое, что имеешь сейчас. Но пойми, даже не признавшись, ты всё это потеряешь через какие-то сутки…
- А если признаюсь, то ничего не изменится, - иронично хмыкнул Ёнгук.
Как бы Чунхон ни пытался вникнуть в смысл их словесной перебранки, он всё равно не мог понять, в чём должен признаться ему Ёнгук и почему у брата непоколебимая уверенность в том, что он отреагирует так плохо, что не захочет его видеть. Уставший от перепадов настроения мозг не желал воссоздавать полноценную картинку из поступающих деталей-подсказок. Всё в голове смешалось, а мысли роились, как пчёлы в потревоженном улье. В очередной раз потрепав волосы, показывая своё отчаянье, Чунхон прикрыл глаза ладонью, оперевшись локтём о коленки, и попытался снова уловить суть разговора.
- Нет, - категорично ответил Химчан. – Ты даже ещё не попробовал, а уже уверен в плачевном исходе, - он замолчал, в ожидании ответа, но Ёнгук не собирался отвечать. Тишину, что повисла в трубке, нарушало лишь чьё-то тяжёлое глубокое дыхание. Хотя Чунхон не мог ответить точно, на самом деле это так или это его собственное дыхание.
- Просто скажи Чунхону, что любишь его, и не мучайся, - от вымученного приглушённого голоса Химчана Чунхон резко убрал руку с лица и удивлённо распахнул глаза, не веря услышанному. Ёнгук любит его. Его. Не того недогадливого счастливчика, а его. Казалось, рука налилась свинцом, и Чунхон медленно опустил трубку на пол, не желая дальше подслушивать разговор. Всё, что нужно, он уже услышал, а остальное не важно. Оставив трубку на полу, он, словно в густом сером тумане, добрёл до кровати и плюхнулся на неё. Не отдавая себе отчёта, Чунхон рукой отыскал край одеяла и натянул на себя, с головой утопая под ним. В голове звенели слова Химчана, а сердце учащённо стучало о грудную клетку, словно в предсмертных конвульсиях. Хён любит его. Эта мысль была до такой степени нереальна, как и существование НЛО, в которых Чунхон не верил ни на йоту. Он чувствовал себя, словно ему сообщили о том, что Санта Клаус существует, но маленькое дребезжащее чувство неверия и розыгрыша не позволяло уверовать в этот факт на все сто процентов.
Не замечая времени, впав в некое подобие нирваны, Чунхон не услышал, как дверь в его комнату скрипнула, а кровать несильно прогнулась под новым грузом. Только когда лёгкое прикосновение, похожее на поглаживание, прошлось по спине, Чунхон осознал, что находится в комнате не один. Ему потребовалась невероятная сила воли, чтобы удержать себя от желания накинуться на брата и заключить его в крепкие объятья, тем самым шокировав его. Не высовывая головы из-под одеяла, оставляя только белую выглядывающую макушку, он с замиранием сердца задержал дыхание, боясь пошевелиться и выдать себя с головой. Он ждал. Ждал, когда же Ёнгук оттянет одеяло, разбудит его и признается в любви, закрепив слова поцелуем. Но время тянулось, превращаясь в секунды в минуты, а минуты в вечность, но Ёнгук так и не оттянул одеяло, он просто поглаживал его по спине и о чём-то думал. Становилось невыносимо жарко, воздуха было всё мало. Некое чувство разочарования закралось в сердце, словно подарок, который ты так долго ждал на Рождество, на самом деле не то, что ты хотел. Чунхон почувствовал, как кровать снова начала прогибаться, и моментально понял, что никакого признания в любви не будет, а хён собирается уходить. Испугавшись, что сейчас он упустит что-то важное, он вынырнул из-под одеяла, облегчённо и жадно вдыхая свежий прохладный воздух, и схватил за запястье Ёнгука, до боли сжимая его.
- Хён, - между глубокими вздохами, словно после олимпийского марафона, выдохнул Чунхон, не поднимая головы и не решаясь посмотреть в лицо брата. Ёнгук непонимающе посмотрел на сцепленные на запястье красивые пальцы и с тоской перевёл взгляд на сидящего на кровати Чунхона. Тепло и энергия, которые дарило прикосновение брата, приятно согревали душу.
- Останься со мной, пожалуйста, - выровняв дыхание, попросил Чунхон, убирая руку с запястья и отодвигаясь подальше, освобождая место для брата.
Ёнгук, не думая, лёг рядом с Чунхоном, отодвинув одеяло в ноги. Он с необъятной нежностью и теплотой наблюдал, как Чунхон улёгся рядом, собственнически обняв его за талию, и уткнулся носом в грудь, скрывая своё лицо. Через ткань футболки чувствовалось горячее дыхание младшего, вызывающее приятные мурашки.
- Хён, - снова произнёс Чунхон, обращая на себя внимание Ёнгука. – Мне кое-что нужно тебе сказать, обещай, что выслушаешь до конца и не перебьёшь. И смотри, дважды повторять не буду.
- Обещаю, - тихо прошептал Ёнгук, чуть ли не мурлыча от того, как пухлые губы Чунхона соприкасались с тканью футболки, приятно щекоча кожу.
В комнате повисла звенящая тишина, такая бывает, когда надвигается какая-то буря. Она слишком спокойная, слишком тихая, слишком угрожающая. Чунхон мысленно досчитал до десяти, собирая всю свою волю и мужество в кулак, судорожно сжал футболку, так, что кончики пальцев побелели, и на одном выдохе произнёс:
- Я люблю тебя, хён!
- Что? – не веря тому, что услышал, Ёнгук подмял под себя Чунхона, упираясь локтём возле его головы, а второй рукой держа за талию, и с неверием посмотрел в карие смущённые глаза. – Что ты сказал?
- Хён, - смутившись такой реакции, Чунхон натянул ворот футболки до кончика носа, не задумываясь о том, что тем самым оголил живот, и с тихим возмущением произнёс:
- Я же говорил не перебивать!
- Повтори, что ты только что сказал? – в его глазах плескалось неверие и удивление с еле заметными огоньками счастья. Ёнгук не мог поверить, что это реальность. Такого счастья и поворота он не ожидал, слишком нереально.
- Я же сказал, что дважды повторять не буду! – набираясь уверенности и получая удовольствие от реакции брата, смелее произнёс Чунхон, отодвигаясь и садясь перед ним в позе лотоса, сымитировал некое подобия обиды, забавно надув губы. – Чем ты меня слушал, хён!
- Ладно, - сдался Ёнгук, понимая, что так он ничего не добьётся. Удобно устроившись перед младшим, он немного подумал и с вызовом бросил:
- Тогда докажи, что это не сон, – и, заметив попытку Чунхона возразить, довольно добавил: - Про это ты ничего не говорил!
- Хочешь доказательств, - включив свой шарм и детскую милость, игриво прошептал Чунхон. Он несильно подался к Ёнгуку, который в предвкушении кончиком языка облизнул губы, что не ускользнуло от младшего, и прикрыл глаза. Старший ожидал невинный робкий поцелуй на своих губах в знак подтверждения слов, но на деле его ждало приятное разочарование. Чунхон слегка ущипнул его за руку, чуть выше локтя, и довольно улыбнулся.
- Ну что, убедился в правдивости происходящего? – в глазах играло озорство.
- Ах, ты, проказник, - погладив руку, Ёнгук повалил брата на кровать, накрывая его собой, и залился счастливым смехом. Это реальность, а не сон. И сейчас его малыш-проказник лежит под ним и заливается довольным, на грани счастливой истерики, смехом.
Отсмеявшись, тяжело дыша, Ёнгук пристально посмотрел в глаза Чунхона, видя в них огоньки восхищения и счастья. Чунхон с замиранием сердца перевёл свой взгляд на пухлые манящие губы брата и невольно сглотнул, чувствуя возрастающее предвкушение и маленький, где-то в самой глубине подсознания, страх.
Ёнгук почувствовал, как тоненькие руки Чунхона обвили его талию, с некой собственнической замашкой, и крепко обняли. Их лица были очень близки, так близки, что спокойное глубокое дыхание смешивалось, опаляя кожу друг друга; так близки, что Ёнгук мог рассмотреть каждый миллиметр его кожи, не упуская ни одной мельчайшей детали; так близки, что можно было рассмотреть каждую чёрную крапинку на радужке Чунхона.
Ёнгук неуверенно, с некой робостью, словно боясь, что сейчас кто-то щёлкнет пальцами, и всё выключится, вырывая его из этого рая, прикоснулся к губам Чунхона, чувствуя их тепло и солоноватый вкус. Он медленно провёл языком по верхней губе и углубил поцелуй. Волна дрожи накрыла Ёнгука, когда Чунхон ответил ему, а их языки соприкоснулись в безумном танце. Рука Ёнгука под футболкой ласково поглаживала бок Чунхона, вызывая приятные ощущения во всём теле.
Чунхон с чувством отвечал на поцелуй, не расцепляя крепких объятий, с головой уходя в омут чувств и ощущений, не веря в происходящее. Ему до безумия хотелось, чтобы поцелуй длился вечность, хотелось зайти дальше, узнать Ёнгука больше, переступить ту смытую границу, но в то же время он боялся. Для него всё было в новинку. Он даже с девушкой-то ни разу не целовался, а тут с парнем, тем более, с братом. И, несмотря на желание перейти границу, в груди теплился некий страх нарушить её. Но боясь дать отпор брату, что ласкал его живот ладонью и несильно давил на возбуждающийся член коленом, он продолжал отвечать.
- Чунхон~а, - томно прошептал Ёнгук, нехотя отрываясь от желанных губ младшего. Чунхон расфокусированным взглядом посмотрел на брата, чувствуя себя вырванным из океана чувств и ощущений.
- Думаю, нам стоит остановиться, - пояснил Ёнгук, любуясь разомлевшим Чунхоном, на лице которого играл лёгкий румянец, а опухшие покрасневшие губы так и манили, чтобы в них снова впились страстным поцелуем.
Чунхон понимал по растрёпанным волосам Ёнгука, взгляду, подёрнутому дымкой желания и возбуждения, тяжёлому дыханию, как тяжело далось брату это нелёгкое решение, но был благодарен за это. Он хочет продолжения, но ещё не готов зайти дальше. Страх перед неизвестностью и неопытностью слишком велик. Чунхон легонько кивает головой, чувствуя возбуждение брата на себе, и, чтобы скрасить чувство неловкости и вины, в шутку произнёс:
- Думаю, ты прав, не хватало мне, чтобы тебя в тюрьму за совращение малолетних посадили.
Ёнгук слегка улыбнулся уголками губ от попытки пошутить и скатился на бок, загребая в свои объятья Чунхона.
- Ага, нам стоит подождать, пока ты школу закончишь, - проведя кончиком носа за ухом, негромко произнёс он.
Чунхон невольно повёл плечами, чувствуя по телу странные мурашки, которые нельзя назвать приятными, но и неприятными - тоже. Он довольно улыбнулся, прижимаясь к груди брата, и уткнулся в ключицы.
- А почему не до совершеннолетия? – касается губами горячей кожи брата, понимая, что тому безумно приятно. Чунхон даже в мыслях не подозревал, что дразнит Ёнгука, но ему безумно нравилось то, как он реагировал.
- Хочешь подождать до совершеннолетия? – блаженно прикрыв глаза, промурлыкал Ёнгук, чувствуя приятную расслабленность, приглушающую возбуждение, что пробегалось по всему телу и концентрировалось где-то внизу живота.
Чунхон лишь несильно фыркнул и робко поцеловал шею, борясь с неуверенностью и смущением, что сковало всё тело.
Они лежали на кровати, разговаривая обо всём на свете. Никто из них ещё не помнил, чтобы они так много говорили, так много, что языки грозились опухнуть. Но между паузами, что мимолётно проскакивали в их речах, отвлекались на поцелуи или ласки, восполняя все то, что они упустили. Казалось, месяц потерян из-за страхов и глупостей, но они не жалели об этом, потому что были преисполнены тем, что происходило в данный момент. И, может быть, у них нет будущего, но пока они любят, это их не волнует, главное, что они теперь вместе. Ближе, чем кажется.
Под утро, когда природа медленно сбрасывала ночное одеяло, Чунхон заснул на плече брата, не выпуская его из крепких объятий, словно боясь, что Ёнгук может исчезнуть. Но Ёнгук не собирался уходить, не сейчас, когда он приобрёл то, что так давно желал. Он ногой подцепил край одеяла, подтянув его к себе, счастливо улыбнулся и, поцеловав Чунхона в лоб, накрыл их обоих. Остались всего лишь какие-то сутки до отъезда Ёнгука, но этого достаточно, чтобы испытать счастье в полной мере.
@музыка: Tohoshinki – I know
@темы: ...Fanfiction, ...B.A.P
